Винцас Миколайтис-Путинас - Повстанцы

Тем временем из поместья рысью прискакал управитель Пшемыцкий. Поздоровавшись с полковником и вахмистром, он оглядел арестованных и указал в толпе еще нескольких мужчин и женщин, которых солдаты немедленно схватили и отвели к конвою.

Пшемыцкий заметил и Катре Кедулите, прятавшуюся за спинами крестьян. Он указал на нее полковнику Скворцову. Прищурившись, полковник оглядел девушку, погладил свою рыжую бороду и восхищенно ответил Пшемыцкому:

— Красавица, бесспорная красавица!.. Не беспокойтесь, господин управляющий. Ничего плохого с ней не произойдет. Вижу, она питает к нам ненависть. Для вразумления не мешало бы ей всыпать двадцать горячих!

Это у меня самая малая порция. Но если такова воля пана Скродского…

Оборвав фразу, он повернул коня к стволу липы и подал знак. Все умолкли, и он вновь заговорил низким, далеко разносящимся голосом:

— Хозяева! Вот каковы последствия того, что вы, доверясь злонамеренным подстрекателям, превратно истолковали манифест и положение его императорского величества. С душевной радостью доложу господину губернатору, что крестьяне поместья Багинай уразумели свое заблуждение, изъявили полную покорность властям и законам и с завтрашнего дня все выйдут на работу. Главных виновников для примера и назидания прикажу наказать — от пятидесяти до ста розог. Кроме того, во избежание всяких недоразумений и невыполнения повинностей, в Шиленай, Палепяй, Карклишкес и Юодбаляй у каждого хозяина, владеющего наделом, будет стоять по два солдата и два коня, кто владеет половиной надела — у того по два солдата без коней, впредь до установления порядка и неукоснительного повиновения властям и барину. Объявляю также еще раз к сведению всех хозяев: в течение двух лет со дня издания манифеста подписать с помещиком выкупные грамоты — кто сколько получает земли и какие за это обязуется выполнять повинности перед казной и поместьем. Все ли ясно, хозяева?

Никто не отозвался. Только вороны каркали на верхушках яворов и Даубарасова собака выла в подворотне.

— А коли все ясно, — добавил Скворцов, — то быть по сему! Теперь накажем особо виновных.

В сопровождении своего адъютанта, вахмистра, Пшемыцкого, командиров роты и эскадрона полковник зашел во двор, где конвоиры окружали арестованных — около тридцати мужчин и пять женщин. Пшемыцкий с полковником условились главных зачинщиков передать для суда и наказания пану Скродскому. Отобрали Пранайтиса, Андрюса Сташиса с Марце, Казиса Янкаускаса, Дзидаса Моркуса, Винцаса Бальсиса и Норейку, хотели забрать и Даубараса, но тот с посеревшим лицом, зажмурившись, так стонал у забора, что казалось — доживает последние часы. Полковник велел оставить его в покое.

Отобранных поручили особенному надзору. Остальных предстояло наказать на месте. Несколько солдат уже заранее тащили охапки ракитных прутьев, другие подыскали место для экзекуции — заросший муравой косогор возле Сташисова явора, где у забора подальше от улицы есть маленькая площадка, открытая со всех сторон. Начальство желало, чтобы возможно больше людей увидело расправу. Поэтому драгуны окружали всех, кто был на улице, а заметив кого-нибудь во дворе, также сгоняли глядеть на экзекуцию.

Начали с конного бродяги. Обыскали, осмотрели обнаруженные у него бумажонки, его одежду и шапку и установили, что это беглый солдат Людвикас Мулдурас из деревни Нацюнай, поместья Лауксоджяй Биржайской волости.

Скворцов многообещающе присвистнул. Вот что за птица! Пороть незачем. Предать военному суду. Скорее всего раз пять прогонят сквозь строй, больше и не потребуется.

Первым взяли приземистого, крепкого паренька, который, как заметил Скворцов, усмехался во время его речи, кроме того, был вооружен цепом и вообще не понравился полковнику наглым выражением лица.

— Сотню! — постановил полковник.

Паренек вырывался, размахивал руками, но на него накинулись четверо солдат, сорвали одежду. Двое держали за ноги, двое за руки, а еще два драгуна с обеих сторон хлестали дружно, в такт, отсчитывая удары. Несчастный судорожно дергался, но не кричал, не стонал, только глухой хрип вырывался сквозь крепко стиснутые зубы. Когда палачи кончили свое дело, он отполз к забору и недалеко от Даубараса скорчился, свесив голову, словно в дреме.

После него еще трое получили по сотне горячих. Один из них выл и рычал так, что у всех мороз подирал по коже. Вслед за ними схватили старуху Григалюнене. И она визжала душераздирающим голосом, хотя полковник назначил ей всего пятьдесят. По стольку же получили еще две девицы. Одна тихо, жалобно рыдала, а другая, беззвучно перетерпев удары драгун, встала, сухими горящими глазами глянула на Скворцова и, уходя, бросила сквозь зубы: "Гады ползучие!" Все дивились стойкости и отваге Гене Бальсите.