Винцас Миколайтис-Путинас - Повстанцы

— Уж я знаю! — вдруг обрадовалась Катре. — Послушайте!

И она рассказала то, что слышала от паненки. Двенадцатого августа паны устраивают большой праздник — хотят показать крестьянам, что больше не станут их обижать, что теперь все равные. В этот день за Паневежисом, в лесу, назначено гулянье. Съедется много господ и деревенских. Столы уставят угощением и напитками. Должна быть музыка — "капелия". Паны, барыни и барышни пойдут плясать и петь вместе с деревенскими. Будет очень весело. Приедет и ксендз Мацкявичюс. Паненка Ядвига уже готовится к празднику. Собирается забрать с собой Катре и Аготу. Только надо бы дать вес-точку Пятрасу — может, он сумеет туда прибыть. Народу соберется видимо-невидимо, его никто не приметит. А захочет — сможет и с паненкой потолковать, попросить, чтоб перед отцом заступилась.

Винцас и Гене были восхищены рассказом Катре. Такой необыкновенный и невиданный праздник! Самим бы туда попасть! Только бы удалось из дому вырваться! Но как известить Пятраса, чтобы прибыл на паневежское гулянье? Времени, однако, еще много, представится случай ему передать.

Проведав родителей и соседей, Катре к вечеру вернулась в поместье.

После погребения Даубараса шиленцы вскоре успокоились. Каждодневные труды и заботы изгладили впечатление от похорон. Как прежде, пан донимал барщиной, разве что управитель, войт и приказчик стали человечнее, не полосовали спин нагайками и розгами. Говорят, паненка добилась, чтобы отец запретил порку.

Несколько дней спустя после похорон шиленцы хватились — исчезла Пемпене. Первыми заметили ребятишки, что ее коза, привязанная в канаве у поля, перегрызла бечевку и объедает сельские огороды. Злодейку прогнали к хижине, собирались изругать ведьму, но оказалось, что той нет. Козу приютил Якайтис. Прошло несколько дней, а старуха так и не показывалась.

Вскоре после этого Ионукаса Бразиса, который больше всех гонял козу и особенно поносил Пемпене, постигло в лесу несчастье: змея ужалила в ногу. Бразис взял мальчишку и в тот же день пошел с подарками к старухе — заговорить укус. Лачужка была пуста. Назавтра у Ионукаса нога распухла, появился жар. Бразис повез сына куда-то к известному деду-ведуну, тот за поросенка и дюжину яиц заговорил укус. Мальчик выздоровел, но в деревне стали побаиваться, что теперь Пемпене начнет мстить всем, с кем была не в ладах. Действительно, пошли всякие беды. У Галиниса подохла свинья, у Григалюнаса захромала лошадь, у Бержиниса корова перестала доиться, а у Вашкелене так разломило поясницу, что она не знала куда и деваться.

После исчезновения Пемпене управитель и войт осмотрели ее лачужку. Нашли понатыканные всюду сушеные гравы, корешки, залитую какой-то жидкостью змею в бутылке, кости, всякие тряпки, ничего стоящего. Плюнули и ушли, так и не решив, что делать с лачужкой. По вечерам шиленцам становилось не по себе, когда они проходили мимо хибарки. Бабы и ребятишки, чуть стемнеет, обходили ведьмину избушку издали. Пошли толки, будто там живут привидения.

Как помер Даубарас, закрылась последняя рана, напоминавшая шиленцам о страшном апрельском дне. Главные коноводы — Пятрас Бальсис, Пранайтис, Дзидас Моркус — куда-то исчезли, у наказанных зажили язвы, барщину и повинности поместью выполняли по старинке, и казалось — больше нечего ждать и не на что надеяться.

Однако это было только временное затишье или, пожалуй, временное отупение после страшного удара, нанесенного тогда багинским крепостным.

После сенокоса люди немного свободнее вздохнули и начали присматриваться, что творится вокруг. А кругом было тревожно. Еще перед смертью Даубараса долетела до шиленцев весть: в поместьях Калнаберже, Милейгенай, Кедайняй, Забелишкес люди отказались выполнять крепостные повинности. Особенно стойко держались мужики в имении Калнаберже графа Эдварда Чапского и в Милейгенай, принадлежавшем пану Коэелло. Не помогли никакие увещевания самих помещиков, чиновников и флигель-адъютанта Манзея. Когда крестьян созывали, они собирались толпами с бабами и ребятишками, готовые претерпеть любые муки, но только не покориться панам. Помещики вытребовали из Каунаса роту солдат во главе с жандармским полковником Скворцовым, и повторилось то же самое, что произошло в Шиленай.

Вскоре после похорон Даубараса снова появился лекарь Дымша. Пока он где-то колесил, людям не хватало не столько его услуг, сколько вестей из дальних мест. Оглядев лошадь Григалюнаса, корову Бержиниса, дав Вашкелене горькие порошки от болей в пояснице, Дымша рассказал: в отдаленных местностях Литвы тоже неспокойно. Крестьяне отказываются выходить на барщину, составлять выкупные грамоты, учреждать волости, выбирать старшин и старост.