Винцас Миколайтис-Путинас - Повстанцы

Вглядывается Пятрас в эти задремавшие макушки, в это синее раздолье небес, в эти большие звезды — и неописуемое спокойствие охватывает его. Вся жизнь сразу пробегает в мыслях. Вспоминает он свою убогую юность, родителей, дядю Стяпаса, крепостной труд, Катрите, Скродского и все, что случилось за последние недели. Но странно! Все это будто его не касается. Уже не стискиваются кулаки, как прежде, при таких воспоминаниях. Широко раскрытыми глазами глядит он сквозь верхушки деревьев на синее небо летней ночи. И тихая грусть заливает сердце.

Потом одолевает мучительная тоска — по своей деревне, по родным местам. Как наяву, встает привычная картина. Он чует запах курных изб, слышит скрип колодезного журавля, собачий лай, рев волов. Вот он сам с воловьей запряжкой шагает по деревенской улице. Вот двор Кедулисов, а у колодца — Катрите. Пятрас щелкает кнутом, она оборачивается, улыбается ему. Улыбающееся лицо Катре долго не исчезает. Потом оно пропадает, и Пятрас ощущает страшную пустоту. Чужак он тут, один, как перст.

Только вот Адомелис… Пятрас знает — тот тоже глядит ввысь и размышляет. Верно, и у него есть в деревне девушка. Нежность к Адомелису наполняет грудь Пятраса. Тот слабенький, чуть не по-ребячьи спокойный и ласковый. И при мысли об этом Пятрас ощущает в себе смелость и богатырскую силу. Нет, уж он Адомелиса никому не даст в обиду!

Оба и словом не перекинулись, только почувствовали, как эта чудесная ночь сенокоса связала их сильнее всякого родства, услуг, подарков или клятв.

Крестьяне села Лидишкес работали у озера Жельвис до субботнего вечера. Весь луг скошен, сено разделено, часть свезена на сеновалы, часть сложена в скирды. Еще один важный труд благополучно завершен.

Вернувшись с дядей домой, Пятрас застал нежданного гостя — брата. Хоть, казалось, надо бы радоваться — сразу почуял недоброе. За ужином Винцас рассказ зал шиленские новости. Самое любопытное — из Варшавы прибыла дочка Скродского Ядвига. С ее приездов немного полегчало. На барщину опять ходят только четыре раза в неделю. Мягче стали управляющий, приказчик, войт. Про порку теперь не слышно, ко толкуют, будто Скродский все равно собирается согнать шиленцев с земли.

Рассказывал Винцас и про то, как Пранайтис с разбойниками забил в рекрутскую колодку двух челядинцев, жандарма и стражника. Дядину семью это особенно заинтересовало. Сам дядя подробно допрашивал Винцаса, как это случилось, кто такой Пранайтис, а потом, раскуривая погасшую трубку, завел новый разговор:

— Этот ваш Пранайтис шибко мне напоминает Гирдвиниса, Шалкуса и Ругиниса.

Пятрас и Винцас, пожалуй, еще больше заинтересовались этими тремя, чем дядя — Пранайтисом.

— Кто такие, дядя? Расскажи, — упрашивали братья.

— Может, тому десять лет, а может, и поболее, — начал дядя, посасывая трубку, — объявилось трое удальцов. Не скажу даже, в каком повете. Повсюду они крутились. Сегодня тут, а через неделю, слышь, под Шяуляй. Еще через неделю толкуют — Гирдвинис, Шалкус и Ругинис уже под Расейняй пана выпороли. А другие сказывают, будто видели их под Укмерге. И в Жемайтии про них слышали.

— Пана выпороли? — будто недослышав, переспросил Винцас.

— Именно, — подтвердил дядя. — Тем и прославились. Ежели где пан лютый, безвинно людей мучает — глянь, ночью обступят Гирдвинис, Шалкус и Ругинис со своими ребятами хоромы, пана свяжут, прочтут ему указ, положат и всыплют столько розог и плетей, сколько у него заведено для своих крепостных. А то еще и денег потребуют.

— Эх, коли бы так со Скродским! — воскликнул Винцас, потирая руки.

— Пан — не мужик, — продолжал дядя. — Где ж ему стольких горячих вынести! Бывало, выпорят его, а он и богу душу отдаст.

Пятраса больше всего интересовало — кто такие эти трое смельчаков. Батраки? Но дядя ничего доподлинно сказать не мог.

— Говорят — из крепостных, но откупились на волю и даже разбогатели. Им самим, сказывают, ничего не надобно было. Живи-поживай, всего вдоволь. Но пожалели, видишь, невинных людей и задумали панов проучить. А где уж тут господ проучишь, коли с ними власть — стражники и войско, — закончил дядя, выбивая пепел из трубки.

— Так как же вышло с теми ребятами? — озабоченно спросил Пятрас.

— Как вышло? Плохо вышло. Окружили их отряд полиция с войском, кто улизнул, кто — нет, а они трое попались, как кур в ощип. Повезли их, говорят, в кандалах в Каунас, судили как душегубов, одни говорят — расстреляли, другие — повесили. Да не один ли черт… — заключил дядя и сунул трубку в карман. Это означало, что разговор на сегодняшний вечер закончен.