Геннадий Прашкевич - Хромой пастух

Чомон-гул — «большое мясо».

Люди радовались: лось большой, всем хватит.

Женщина охотника за мясом пошла. В сендуху пошла. Одна, с ножом. Грудное солнце блестело — украшение. Младшая дочь побежала за ней: «Возьми и меня, эмэй. Буду с тобой брать мясо». Думала, это как морошку брать. Мать ответила: «Не ходи, у тебя еще сердце мягкое». А когда вернулась, в урасе не нашла дочь, она все равно к убитому лосю ушла — тайком. Нежная, как лапка ягеля, сердце мягкое — правда стала жалеть. Сказала: «О Чомон-гул! О!» Сухой снег смела веткой с мертвой головы лося. «О Чомон-гул! О!» Мохнатое лицо зверя открыв, в глаз черноту с печалью смотреть стала. «О Чомон-гул, жалко! Когда старший брат с копьем тебя догонял, в сердце твоем худо сделалось».

Домой вернувшись, сказала: «Не будем есть зверя больше».

Отцу и братьям, всем соседям сказала: «Больше бить лося не будем».

Прислушались. Почему так? Может, правда? Может, не сама придумала, может, ей Погиль, вслух называют — Пон, подсказал?

Так будучи, голодали.

Многие, обессилев, слегли.

Влажный мох сосали, плакали.

Шамана позвали: «Зачем такое? Почему надо терпеть?»

«Упомянутая девушка в черноту глаз убитого лося смотрела, — ответил шаман, грозно трогая колотушкой бубен. — Упомянутая девушка вашу еду жалела, это дух огня слышал и духи воды, земли, неба, грозы, ветров. Остроголовый, дух нижнего мира, тоже слышал. У Остроголового фигура как у человека, с двумя руками и ногами, только голова острая, в локоть длиной, а лицо шириной в три пальца, не больше, рот от уха до уха, во рту зуб. А глаза маленькие, круглые, как шилом проткнутые, в темноте видят. Пока упомянутая девушка будет с вами, мясо есть нельзя».

«Как без мяса? Что с этим сделаем?»

«Тогда упомянутую девушку убейте».

«Хэ! — удивились. — Разве нам лучше станет?»

«Если девушка умрет — ей плохо. А если все умрем — нам худо».

Подумав, убили. С жалостью, но убили. Тогда шаман сказал: «Пусть теперь охотник пойдет. Пусть теперь тот, у кого сохранились силы, пойдет».

Еще полдень не наступил, а посланный охотник убил лося.

Стали снова убивать.

Поправились.

Кутличан боялся шаманов.

Хорошо знал: у них все особенное.

У них кафтан с кистями, а бубен сделан из кожи такого же, только давно умершего шамана. После смерти с него сдирают кожу и натягивают на деревянную основу. С белых костей соскабливают мясо, сухие кости держат в кожаном мешочке, во время кочевок возят на особых нартах, в упряжке лучшие олени. Когда собираются предпринять что-то важное, зовут шамана, он приходит с кожаным мешочком. Иногда кости в мешочке легкие как пух, а в другое время — тяжелые как свинец. Шаман поднимает мешочек, пробует на вес. Если кости легкие, говорит: делайте. Если кости тяжелые, качает головой: не делайте.

«Хэруллу! Хэруллу!» Раскачивает мешочек с костями.

«Огонь-бабушка, худое будет — в другую сторону отверни. Хорошее будет — к нам поверни».

Подпрыгивает на одной ноге как птица.

«Нашего покойного шамана кости, в нашу сторону смотрите».

Кости бросит — вдруг не может оторвать от земли, такие тяжелые.

«Это нашего покойного шамана кости, что предвещают — страсть!»

«Хэ!» Люди, сидя на земле, слушают.

«Это теперь скоро новый народ встретите».

«Хэ! — дивятся. — Почему новый? Не боимся, даже если так».

«Совсем новый народ придет. Против нового народа ничего острого не направляйте. Духи предупреждают, что конца не будет новому народу — так много. Вся сендуха, как черными пятнами, покроется чужими. Упомянутый народ с заката придет. Старые пепелища обнюхивая ходить будете».

«Каким нравом, какой наружности?»

«Нравом строгие. На вид — у рта мохнатые».

Кутличан такого боялся.

Если чужие придут, как уберечься?

Без чужих хорошо. Пусть комаров много — устраиваем дымокур из сырых кочек. А новый народ придет — с ним как управиться? Олешков сведут, сестер угонят, убьют братьев, стариков бросят в сендухе: старые кому нужны? Мир совсем небольшой. С одной стороны за лесами обрыв в нижний мир, с другой — гора в мир верхний. Бегая по сендухе, внимательно присматривался. Зеленовато-серые лишайники, трава, ветер холодный. Гонял рыжую лису-шахалэ, защищал Корела, рожденного человечьей самкой от деда черного сендушного, медведя. Корел косолапый, весь в волосах, привык к Кутличану, послушно бегал за ним. Черному деду это нравилось. Мохнатый ребенок и Кутличан подружились. Когда впервые сели на земле рядом, дед черный от удовольствия пососал воздух носом. Спросил Корела: «Может, съедим человеческого ребенка?» Корел сказал — нет. Намекал, что деду черному уже хватит. Ты мою мамку съел, намекал, друга не трогай.