Кристофер Бакли - Охотник за судьями

Издалека, с восточной стороны, по тракту приближались два всадника. Балти рассеянно остановил на них взгляд, продолжая сочинять эпистолу братцу Сэму. Он описывал бесчисленные унижения, на которые тот обрек его в этой ужасной земле.

Всадники приближались.

Балти сорвался со скамьи и бросился в проулок между двумя ближайшими домами. Осторожно выглянул из-за угла.

Покайся и Джонс спешились у пруда на общинном лугу и стали ждать, пока их кони напьются.

У Балти колотилось сердце. Он потянулся за пистолем, которого при нем не было.

Наконец Покайся и Джонс снова сели на коней и продолжили путь на запад по тракту, пересекающему город. Балти следовал за ними в отдалении, прыгая нелепой лягушкой из одного укрытия в другое — от дома к дому, от дерева к дереву. На западной околице укрытия кончились, и он следил взглядом за всадниками, пока они не исчезли из виду. Он помчался к дому доктора Пелла и, запыхавшись, рассказал об увиденном.

— Балти, — сказал Ханкс, — у нас есть дела поважнее.

— Но они приведут нас к цареубийцам!

— Цареубийцы — не наше дело. Наше дело — Николс.

Балти воздел руки к небу:

— Что, обеспечить какому-то полковнику теплый прием у старины Дильдо? Это важнее, чем покарать тех, кто заживо похоронил Коббов? Или ты про них уже забыл?

Ханкс сощурился.

Заговорил Пелл:

— Хайрем, бога ради, скажи ему.

— Николс не с визитом вежливости едет к Стёйвесанту. Он собирается захватить его колонию.

У Балти отвисла челюсть.

— О…

— Вот именно, «О». И постарайся держать это при себе, когда у тебя будут вырывать ногти.

2 августа

Горестные дни.

Вернулся домой, отужинав с братом телячьими отбивными в «Черном орле» на Брайд-лейн, и нашел ожидающих меня двух мужчин грубого обличья.

Один из них назвался мистером Моллюском, заявил, что пришел по делу, касательному казначейства Его Величества, и потребовал, чтобы я показал ему свою кубышку с деньгами.

Я ответил запальчиво, что это ч-вски неподобающе, наглость высшего сорта и я никоим образом не намерен открывать ему, где держу свои деньги.

Он сказал, что в таком случае они обыщут дом.

Я потребовал ответить, по чьему приказу они намерены обыскивать дом делопроизводителя Морского управления. В ответ он протянул мне документ, гласящий, что податели сего имеют право обыскивать «места, кои являются предметом интереса для Его Величества».

Я заявил, что это не годится. Более того, что я весьма разгневан таким неучтивым нарушением моего покоя в моем собственном доме.

Засим он приказал своему собрату-разбойнику: «Поместите мистера Пайпса под арест, чтобы я мог заняться делом». Услышав сие, второй негодяй извлек наручники и сделал вид, что хочет заковать меня.

Провидя, что дальнейшие протесты будут приносить все меньшую выгоду, я сдался со словами: «Если вы только скажете мне, чтоищете, я скажу вам, есть ли у меня это».

Но нет, это их не удовлетворило. Они необходимо желали видетьмою кубышку.

В величайшей ажитации, подозревая, что это некие хитроумные мошенники явились меня ограбить, я показал им кубышку, ожидая во всякий миг удара дубинкой по голове или ножом по горлу.

Моллюск запустил руку в кубышку и зачерпнул верхний слой монет. Затем поднес одну к свету, разглядывая, и спросил, как это в моем владении оказались голландские деньги.

Не желая объяснять происхождение той монеты, что держал в руке негодяй, а также ее тридцати девяти сестер, — а именно, что это дар некоего поставщика леса для флота Его Величества, — я сплел объяснение, сказав, что люблю хранить у себя деньги различных стран как диковинки. И тому подобное.

Моллюск, однако, сим не удовлетворился. Поглаживая подбородок подобно школьному учителю, намеренному взяться за розгу, он сказал, что я необходимо должен идти с ним и «объяснить сие дело более полно в менее благоприятных условиях».

На что я возопил: «Объяснить что? Кому? И в каких именно менее благоприятных условиях, прошу мне сказать». И он ответствовал: «Ответ на первый вопрос — откуда у вас во владении вражеские монеты. На второй — лорду Даунингу. И на третий — в Тауэре, коий притом весьма удобно расположен, будучи не более чем в одном фурлонге отсюда».

При этом мне стало чрезвычайно дурно и меня с большою силою вывернуло прямо на Моллюска и его кандалоносца, отчего их злобная неучтивость нисколько не улучшилась.