Виктор Душнев - Ангелы плачут над Русью

Стремянный остолбенел:

— Да как же я его убью?..

— Мечом, ножом, стрелой — как угодно! Лишь бы мёртвый был! Позови Самсона! Где Самсон?

— Щас поищу, — попытался смыться от греха подальше Ефим.

— Нет, постой! — передумал князь. — Зови Ермолая.

— Тута он, в гриднице. Я мигом...

— Так вот откуда Демьян Шумахов узнал о гибели своей жены, — прошептал Олег. — Они разгромили обоз Адыла... Да, не сносить кому-то головы за мурзу от хана Телебуги. А ты почему живой? — накинулся на спасшегося татарина князь.

— Я? Я бежаль успель, — испуганно забормотал татарин. — Всех коназ Искандер резаль успель, я бежаль успель. Одын! — вздохнул он.

— А может, оно и к лучшему, — почесал затылок князь.

В окнах загорался рассвет. Петухи, оглашая округу, вовсю состязались в пении. В дверях показались Ермолай с Ефимом.

— Пленник очухался? — уставился князь на Ермолая.

— Не совсем, но на ногах вроде стоит, — пожал плечами знахарь.

— Он участвовал в разгроме обоза мурзы Адыла! — повысил голос Олег. — Сегодня же казним его на площади в присутствии этого бахадура. Пускай видит, как мы расправляемся с врагами Золотой Орды. А потом будем у хана Телебуги просить суда над разбойником Александром.

От этих слов у Ефима радостно заклекотало в горле.

— Сюда вести Демьяна? — спросил Ермолай.

— Зачем он тут нужен? Готовь его к казни, резать будем. Ефим, зови палача Гаврилу!

Ермолай ушёл, Ефим же остался.

— Ты что? — раздражённо глянул на него князь.

— Олег Ростиславич, — несмело заговорил Ефим. — А можно?.. Отдай мне Демьяна, я его сам сказню, отомщу за друга. Я лучше Гаврилы управлюсь. Гаврила пускай только чуток подсобит, а я всё сделаю как надо и как тебе заблагорассудится.

Олег махнул рукой:

— Мне всё равно. — И ушёл в покои.

Лучи ещё прячущегося за горизонтом солнца уже окрашивали небо в нежно-розовый цвет. Звёзды, закончив ночное бдение, зевая, прятались за небесный синий ковёр.

Сосед Козьмы Аникушка залез на крышу своей хаты, а через неё в голубятню и, озорно посвистывая, гонял голубей. «Вот кому делать нечего», — говорили соседи, глядя на бесполезную забаву Аникушки.

Козьма тоже давно поднялся, отделался по хозяйству и пошёл через площадь к брату Игнату. Игнат обряжался в воинский доспех, готовясь нести службу.

— Кудай-то ты собрался? — недоумённо уставился на него Козьма. — Тебе же в ночь караулить полонянника в темнице.

— Не знаю, что там стряслось, — отмахнулся Игнат, — но рано утром прибежал посыльный воеводы и велел идти на ворота. Мол, надо усилить сторожу, а то князь опасается вылазки какого-то врага. А пустую темницу ночью охранять вообще ни к чему.

— Как пустую? — оторопел Козьма. — А куда ж узников денут?

— А я почём знаю? — раздражённо ответил Игнат. — Можа, в подвал терема переведут. Да там опасный-то узник всего один, из Липеца. Остальные — так, дерьмо...

— Ну ладно, брат, пойду я. — Козьма направился к двери.

Однако Игнат, почуя неладное, крикнул:

— Да ты зачем приходил? Только чтоб узнать, где я службу нести буду али что стряслось?

— Потом скажу, — буркнул Козьма. — Я к воротам приду, ежели что. — И скрылся за дверью.

— Чевой-то с ним? — выглянула жена Игната Евдокия.

— А пёс его знает, — пожал плечами Игнат. — Странный какой-то нынче Козьма...

Красный диск солнца уже полностью выбрался из-за горизонта, заливая яркими лучами землю. Увидев дневное светило, всё живое засуетилось, засмеялось, запело. Лишь озабоченный Козьма бежал на стук топоров, который слышался со стороны площади возле княжеского терема.

— Что мастерите, православные? — спросил, тяжело дыша, знакомого плотника.

— Аль не знаешь, что тут лобное место? Плаху мастерим, чего ж ещё, — утирая пот со лба, ответил тот.

— А кого же князь казнить собирается?

— Пока не тебя, — усмехнулся плотник. — А много знать захочешь — сам можешь сюда угодить.

— Да ты, мил человек, аль не слыхал? — вмешался в разговор другой плотник. — Будут казнить полонянника из Липеца.

— Как — полонянника из Липеца?.. — опешил Козьма. Это известие просто пригвоздило его к земле. А плотники продолжали стучать топорами, и стук этот отзывался в ушах Козьмы жутким, смертельным набатом.

«Где Севастьян? — мелькнуло в его смятенной голове. — Где они прячутся? Ах, да! На берегу Воргола...»

И Козьма понёсся к надречной стене детинца. Но вдруг остановился:

«Зачем я туда бегу? Вот дурак! Для входа и выхода двери есть, а я через окно лезу, блажной дурень». Он побежал в другую сторону. Увидев возле ворот Игната, ещё издали замахал руками: мол, открывай!