Сибирским приказом ведал боярин князь Иван Борисович Репнин. Ласково принял Репнин тобольских гостей. Похвалил чертежи, сделанные ранее, указал кое-какие их недостатки и велел тут же в Москве продолжать работу. Отцу и сыну Ремезовым дали жалованье и оклад и указали быть в доме ближнего боярина Михаила Яковлевича Черкасского в пропитании.
Ремезовы принялись за чертежи. Во время этой работы неожиданно вызвали Семена Ульяновича какие-то бояре и стали допрашивать, что он знает о кольчуге Ермаковой, о панцыре; правда ли, что сей панцырь возил отец его, сотник Ульян Моисеевич, калмыцкому тайше Аблаю? Встревожился Ремезов, к чему это? Но ответил так, как было, — это ведь знали и все в Тобольске. Да, сотник Ульян Моисеевич отвез кольчугу от наследника Кайдаула тайше Аблаю. Какова была кольчуга? По рассказам и записям отца, кольчуга была в два аршина длиной, украшена золотыми орлами двуглавыми. Заставили описать точно, зарисовать. Показали какому-то иностранцу, называемому геральдиком. Это было не имя, а профессия. Иностранец, рассматривая рисунок, кивал головой. Ремезову объяснили, что вздумал царь дать всем городам гербы, — то-есть особые знаки, так вот на тобольском гербе предполагается изобразить доспехи Ермака Тимофеевича. Отлегло от сердца Семена Ульяновича. Доспех, побывавший в руках у отца, будет изображен на гербовом щите тобольском! А то уж думал Семен Ульянович — беда какая!
Однако, все это было сделано попутно. А вызвали в Москву не столько расспрашивать, сколько учить. Послали Ремезова в Кремль, в Оружейную палату, в ведении которой находилось каменное строение всяких дел. И начали тут мастера русские и иноземные водить Ремезова от машины к машине, показывать, как надо из камня строение ставить, как надо сваи бить, глину месить, разминать и на гору известь, камень, воду и иные припасы втаскивать. Все записывал Ремезов, ничего нельзя было упустить из виду, особенно же, как на гору таскать припасы — высока Троицкая гора, на которой встанет новый каменный град Тобольск. Показывали еще мельничное колесо и много разных других машин и приборов.
Так знаменописец тобольский превратился в архитектора, в инженера. И москвичи, показав тоболянину сию премудрость, еще раз осведомились: пространно ли, довольно сказано?
Об этом узнал он довольно. Но, окончив науку в Оружейной палате, постарался еще Семен Ульянович поучиться кой-чему у математиков и астрономов. Ибо знал, что царь Петр, посмотрев его чертежи, хвалил их и велел продолжать работу дальше. Хотелось, чтоб эта работа вышла еще лучше.
И еще одно дело было в Москве у Семена Ульяновича. Сто десять лет тому назад основатель Тобольска Данила Чулков взял в плен хана Сеида, казахского султана Уразмухамеда и мурзу Карачу. Пленники были отвезены в Москву. Их потомки» по слухам, жили здесь и по сей час. Ремезов отыскал их. Это были совсем обрусевшие, потерявшие азиатский облик, люди. «Род сей есть и днесь», — записал Ремезов…
В начале зимы Ремезовы покинули, наконец, Москву. Ехали в Сибирь вместе с боярином Черкасским, в московском доме которого были «в пропитании». Черкасский получил назначенье тобольским воеводою. Ремезов, таким образом, стал как бы доверенным его человеком, советником.
К новому, 1699, году Семен Ульянович благополучно вернулся домой, привезя с собой немало московских подарков. Была тут непечатная книга фряжеская о каменном строении, были тут и краски, и кисти, и циркули, и компасы, и блестящая добрая заграничная бумага, и полотна. Но самым ценным из того, что привез в Сибирь домой Ремезов, была уверенность в том, что все идет так, как надо, что нечего бояться новых порядков, что табачный дым не застил глаза никому и ничуть не страшна пресловутая ксеномания молодого царя. Ксеномания, ксенофобия, ксенофилия — все это чушь, пустяки, если есть царь в голове. Так и сказал Семен Ремезов согражданам, сбежавшимся слушать московские новости.
7
На Троицкой горе, где когда-то Данила Чулков срубил нехитрый свой острожек из судового ладийного леса, рос теперь новый Тобольск, Тобольск Петра Великого, гордый огнеупорный город, обличием своим напоминающий европейские города. Этот новый город строился под руководством Ремезова. И стал в эти дни Семен Ульянович очень важным человеком в Тобольске, вроде как первым, после старшего воеводы князя Черкасского. Шутка ли! Заново строил город.
Много хлопот было у Ремезова. Но между этих хлопот выдумал он, казалось бы и совсем некстати, еще одну. Не при виде ли дела рук своих, этого нового города, вспомнил Семен Ремезов, строитель, о седой старине? Слушая треск и грохот разрушаемых изб, скатывая с горы бревна, вдыхая их гниль и пыль, не вспоминал ли Семен Ремезов тех, кто строил эти избы, тыны и башни? Старина! Может быть Семен Ульянович даже слегка грустил, что не увидит больше этих древних, бревенчатых, заплесневелых стен тобольского славного острога. Так грустят люди, расставаясь со старой, изношенной, видавшей виды одеждой, перед, тем, как облачиться в новое непривычное, необношенное, хотя и более добротное и более нарядное платье. Воспоминанья! Как бы то ни было, но строитель нового Тобольска Семен Ульянович Ремезов, этот полный сил тридцатисемилетний человек, разведыватель новых дорог и стран, географус и архитектор, словом человек нового времени, нового духа — Семен Ремезов решил написать труд о седой старине.
Читать дальше