Леонид Мартынов - Повесть о Тобольском воеводстве

Филарет не принял этого намека. Князь Иван Катырев, тот, в кого, по злобе своей, метил Куракин, по-прежнему появлялся при государе за царским столом и за столом патриарха. Что же касается до сибиряков, так решил Филарет для обузданья их непомерной гордыни и для исправленья нравов послать в Сибирь на помощь власти светской и власть духовную. Решено было учредить в Тобольске особую епархию, поставив во главе ее мужа и твердого и доблестного — архиепископа Киприана.

Киприан выехал в Тобольск наводить порядки, но не сладя сам с буйными сибиряками, а главное с их развращенными воеводами, потребовал Киприан сыщиков-следователей для разбора всех этих дел докучных мирских. И помчались в Сибирь строгие следователи — Иван Спасителев да Арефа Башмаков. И чесали себе затылки храбрые тоболяне. Нет! В годы войны, когда шли на Тобольск остяки, вогулы, татары, было легче, спокойней. Где-то славный князь Иван Катырев, который не звал из Москвы сыщиков, не заводил следствий, не сочинял по каждому поводу жалоб, а правил как мог, да советовался про то, в чем сам был не тверд, с добрыми людьми.

Князь Иван, несомненно, слышал обо всех этих бедах и недоразумениях тобольских. Теперь, служа на почетных должностях в Москве, не забывал князь Иван о Сибири, о стране, которая вернула ему честь и славу. Кое-кто из старых сибирских друзей при содействии Катырева перебрался в Москву. Так, приехал сюда и получил здесь должность сын боярский Сергей Кубасов, любитель книг. И беседуя с Кубасовым о злоключениях тоболян, вздыхал князь Иван. А, может быть, и верно, правя там, в Сибири, не мудро, потворствуя народу храброму, но порой по-детски беспечному, толкнул он сибиряков на дурную дорогу? Вселил в них дух гордыни и неповиновения! Как же! Не будь, мол, нас, так вогулы и Пермь охватили бы, а татары и Москву взяли б.

Порою, слыша о том, что творится в Сибири, он был готов снова пойти на сибирскую службу. Казалось Катыреву, что не так поступают правители. Надо так, а они совсем по-другому. Где надо лаской — там палкой. Где надо палкой — там они лаской. Он-то уж знает, как надо. Изучил. И поехав бы, сделал. Но не отпустили бы теперь Катырева далеко из Москвы. После двух походов на поляков и на крымцев велели Ивану быть при дворе. Патриарх Филарет знал, зачем это нужно. Ибо кто, как ни князь Иван, искусный книжник и сочинитель, мог написать лучше то, что необходимо было написать именно теперь. Важную князь Иван писал повесть. И рассказал он в этой повести о делах более любопытных для мира, чем дела тобольские да мангазейские. И надобно было, чтоб писал сие князь Иван в Москве, а не в далеких походах. Так что незачем князю Катыреву стремиться в Сибирь! Пусть толкует он о делах сибирских с дружком своим Сергеем Кубасовым, который, кстати сказать, усердно помогает Ивану трудиться над сочинением повести.

Сибирское следствие давно кончилось. Присмирели сибиряки. Светские власти стали во всем покорны Киприану. Архиепископ стал с той поры полновластным хозяином Сибири. Киприан учредил за время своего служения в Сибири двенадцать монастырей, которые, помимо всего прочего, явились школами грамоты — двенадцатью школами грамоты в русской Азии! Монахи усердно обращали в христианство азиатцев. Киприан мог только радоваться своим победам. И собираясь уже вернуться в Россию, сделал архиепископ еще одно большое дело, — призвал он всех оставшихся в живых: казаков — сподвижников Ермака Тимофеевича и сказал им, что пора составить повесть о том, как было завоевано сибирское царство. Думал Киприан расспросить казаков и записать их рассказы о том, как сражались с татарами, сколько было людей в дружине и кто где убит. Однако, вместо устных рассказов, получил Киприан от многих старых казаков письменные грамотки. Оказалось, что грамотеев среди сподвижников Ермака Тимофеевича было весьма и весьма немало. Что ж! Тем лучше. Имена Ермака и казаков, убитых при покорении Сибири, Киприан записал в синодик соборной Софийской церкви и заповедал, чтобы протодиакон ежегодна в неделю православия вспоминал всегласно имена героев и возглашал им вечную память. А письменные сведения о завоевании Сибири, данные казаками, Киприан сличил, кое-чем дополнил и свел в тот единый труд, который и известен нам под именем первой сибирской летописи.

И вот приблизительно в то время, когда была составлена Киприаном первая летопись сибирская, в Москве появилась другая книга, составленная некиим тоболянином. Это был так называемый «Хронограф» Сергея Кубасова, тобольского сына боярского. В этой книге рассказывалось сначала о делах далекой старины, о событиях, происшедших до Ивана Грозного, затем о Грозном и, наконец, о событиях начала XVII века. И было удивительно: как ярко, умно и живо описал годы смуты этот тоболянин Сергей Иовлев сын Кубасов, скромный уроженец Тотьмы, служивший затем в Сибири сыном боярским и подьячим. Казалось, что этот Кубасов сам был при дворе Бориса, сам с глазу на глаз беседовал с самозванцем, а затем стал одним из ближайших приближенных царя Василия. Как мог этот подьячий из Тобольска видеть так зорко все то, что творилось в Москве?