Леонид Мартынов - Повесть о Тобольском воеводстве

Эта была большая победа. Но князь Иван, принимая донесения об этой победе, знал, что личной его заслуги в этой победе нет никакой. Судьбу Сибири решали сами сибиряки — так и следовало отписать в Москву.

Больше того, сибиряки решили и судьбу князя Ивана. Здесь, в тобольском остроге, обрел силу и подлинную не книжную мудрость князь Иван. Ибо со стен Тобольска в первый раз увидел сей книжник к царедворец родину, Россию, ее настоящее, ее будущее Участник боярских интриг, человек, умевший приноравливаться к любой обстановке, человек, ставивший выше всего свое собственное благополучие, князь Иван здесь, в Тобольске, впервые вплотную столкнулся лицом к лицу народом. Народ показал свою силу и мощь. Народ показал князю Ивану, как надо расправляться с врагами.

Там, в Москве, бояре и дворяне хитроумно лавировали между Шуйским, Вором, Сигизмундом польским, Карлом шведским. А тем временем поляки, литовцы, шведы грабили русский народ, грабили народ где и как только можно. Народ, предаваемый знатью, терял все. Здесь, в Сибири, народ был покрепче. Он сумел отразить удар с тыла, сумел отстоять русские города от нашествия азиатцев. Сибиряки действовали дружно. И не потому ли, что среди них не было столь много премудрых бояр и дворян? Он, князь Катырев, был одним из немногих. И князь Иван видел, что при малейшей попытке какого-нибудь предательства его, князя Ивана, голова, была бы мгновенно срублена ласковыми тоболянами.

Во всяком случае здесь, в Тобольске, хотя и вокруг этого города рыскали враги, князь Иван чувствовал себя более в безопасности, чем там бы, в Москве. Здесь он спал спокойно. Пусть страшными были сны, пусть снились кучумовичи в мундирах польских гусаров и Марина Мнишек, польская панна, в меховом облике кодской княгини Анны, — пусть страшными были сны, но просыпаясь, знал князь Иван, — бодрствуют зоркие сторожа на тесовых башнях Тобольска.

Кое-кто поговаривал: «Старается князь Иван, боится попасть в новую к Шуйскому немилость». Но Катырев меньше всего думал теперь угодить Шуйскому. Все чаще и чаще срывались у Катырева с языка насмешливые слова о царе Василии. Близким людям, например, юному Сергею Кубасову, поговаривал князь Иван, что, де, царь Василий и возрастом мал и образом нелеп, но скуп вельми и неподатлив. Неподатлив! Имел Катырев полное основание утверждать так. Лихорадочно взявшись за работу, объехал князь Иван ряд острогов, укрепил их заново, а два острога — Нарымский и Кетский — решил перенести на другие места. Но Шуйский не позволил этого сделать. Князь Иван настаивал, объяснял: стоят, де, остроги в низких местах и зальет их первая большая вода. Но подозрительный Шуйский, думая неведомо что, отказал в разрешении приняться за работу. Как же не неподатлив? Вот сплетни да доносы слушать царь горазд, а когда о деле — ничего до него не доходит. Так-то дружок, Сергей Кубасов!

Укрепляя отдаленные остроги, не забывал Катырев и о Тобольске. Перестраивал башни, возвышал тын, углублял ров. Внутри города поставил немало новых зданий. Заботясь о друзьях своих, монахах и увечных воинах, нашедших себе приют в монастыре, распорядился князь Иван перенести этот монастырь из-за реки на гору. Попутно с монастырскими делами заинтересовался и вообще делами церковными, внял жалобам монахов, что в Сибири добрых попов не хватает, оттого и блуд и разврат всякий. Если монахи думают так, то делу можно помочь. Написал Катырев в Вологду тамошнему епископу, чтоб прислал тот попов, искусных в сладостном пении Духовном. Катырев, знаток и любитель поэзии, знал в этом деле толк, знал, как это много значит, если в церквах поют хорошо. Надо утешать народ хоть этим в такое тревожное время. Но, заботясь о пище духовной, не Позабыл князь Иван и о яствах земных. И не только о хлебе, который приказывал усиленно сеять, хотя бы под стрелами татарскими, но даже и о соли. В годы войны оставила Пермь тоболян без соли — не до того было! — и только теперь поняли люди, сколь необходима эта приправа к любой пище. Князь Иван придумал отправить за солью особую военную экспедицию на Иртыш, в калмыцкую степь. Там, на Ямышском озере, по словам азиатцев, было сколько угодно соли. Так, в тяжелые годы крестьянской войны и иноземной интервенции было начато большое дело освоения русскими людьми Прииртышья. В дальнейшем это завершилось освоеньем всего верхнего Иртыша и постройкой Омска, Семипалатинска, Усть-Каменогорска…

В поход за солью пошли охотно. А еще более охотно, охотнее всего, шли казаки в Мангазейский уезд наводить порядок у самояди. Конечно, это был предлог. Привлекал, главным образом, сам город, чрезвычайно разросшийся в эти годы. Там можно было купить товары, каких не найти не только в Тобольске, но и в самой Москве. Архангельские корабельщики полюбили пристань на Тазе. Вслед за поморами, пользуясь великим на Руси замешательством, беспрепятственно проникали в Мангазею и купцы — норвежские, английские, голландские. Весело жилось в Мангазее: бей в уезде зверя, продавай его в городе и живи в свое удовольствие — торговые бани, притон для игры в зернь, два дома питейных — чего еще надо. Многие, уходя из Тобольска в Мангазею, не возвращались.