Вот и сейчас монах, молитвенно сложив руки, смотрел поверх княжеских голов и, ей-право, видел два ярких солнца. Может, из-за того, что вышел из кромешного мрака, замелькало, запестрило в глазах, может, ему страстно хотелось что-то такое увидеть, но солнца висели в небе перед ним, налитые ярой алостъю, искристые, горячие до звона.
- Христос шлет вам свою улыбку, - с чувством повторил Сиверт.
Его под руки повели в терем. На детинце и в посаде было людно. Монах видел тысячи дюжих, плечистых рыцарей, которых здесь называют воями. Они были в островерхих шлемах и блестящих кольчугах, с красными щитами, с пиками, секирами и мечами.
Все время подходили новые отряды - из Волковыйска, Здитова, Услонима, Вавереска, из других близких и отдаленных городов и весей.
- Пиняне пришли! - вдруг обрадованно вскричал Войшелк. - Князья Федор, Демид и Юрий!
Позабыв о Сиверте, он бросился к пинским князьям, каждого обнял и поцеловал. Далибор тоже расцеловался с пинянами. Все они были черноволосы, с поразительно синими на загорелых лицах глазами. Старший из них, Демид, разгладив тонкие черные усы, сказал:
- Хотел нас князь Данила Галицкий под свою руку прибрать, да не вышло у него, повели дружины сюда, как бывало встарь и во все времена.
Был Демид Пинский ростом мелковат, с маленькими руками и ногами. Злопыхатели говорили, что родиться бы ему девочкой. Да в тот самый час, когда он являлся на свет, прокукарекал петух. Это все и решило. Кстати, у этого недоростка были железные пальцы.
- Спасибо, спасибо вам, братья! - светился радостью Войшелк.
Сиверт понимал, что радость его была неподдельна. Не из Руты пришла подмога, не от отца, которого Войшелк (все знали это) не любил, а из лесной и болотистой Пинской земли, обитатели которой испокон веков тянутся к дреговичам и кривичам Новогородка. В последнее время, после того как под татарскими таранами и пороками рухнули стены Киева, не прекращается борьба между Галицко-Волынеким княжеством и Новогородокско-Литовской державой за влияние в землях, лежащих к западу и к северу от стольного Киева. И те и другие норовят утвердить свою власть над этими осколками некогда могучей Киевской Руси, изведавшими тяготы татарского нашествия. Пиняне и туровцы тяготеют к Новогородку и все чаще, по примеру новогородокцев, услонимцев и волковыйсцев, называют себя литовцами либо литвинами в отличие от летувисов - жителей Жемайтии и Аукштайтии. "Литвины - новый народ, - думал монах. - Надо записать это для памяти в мой пергамент". Он твердо решил, чуть ли не поклялся себе стать хронистом. Вот пусть улягутся страсти, наступит покой - и засядет. И каждую свободную минуту будет отдавать этому делу - писать, писать. Только вот где он, этот покой? И суждено ли его дождаться? Ведь, согласно "Новому Евангелию" францисканца Джерардино из Борга-Сан- Данино, в тот день, когда Христу будет тысяча, и двести, и шестьдесят лет, повсюду воцарится мерзость запустения. Уже сейчас бегут христиане в леса и пустыни либо кончают самоубийством вместе с детьми.
- Возвращайся в Руту к великому кунигасу и передай: мы разберемся тут с галичанами и придем ему на подмогу, - сказал Войшелк Сиверту, - а за темницу обиды не держи.
- Там, в темнице, сидит человек, - напомнил Сиверт.
- Ну и что? На свете много темниц и еще больше узников в них. Так что ж, каждого жалеть и о каждом помнить?
- Но человек, который сидит в твоей, князь, темнице, носит на шее рядом с христианским крестом вот это. - Монах показал Войшелку железный желудь. Новогородокский и волковыйский князья с живым интересом рассматривали его, крутили в руках.
- Купец Алехна, - догадался, наконец, Далибор.
- Он еще жив? - усомнился Войшелк.
- Выходит, жив, коли немчин о нем говорит.
- Купца Алехну я только что видел в темнице, - подтвердил Сиверт.
- Алехна... - задумчиво перебросил желудь с ладони на ладонь Войшелк. - Тот самый, который не хотел видеть новогородокским князем никого, кроме Миндовга. Ни тебя, князь Глеб, ни меня. Не так ли?
- Так, - ответил Далибор.
- А раз так, раз мы были ему неугодны, то с какой стати нам радеть о нем? Пускай сидит купец. Я только прикажу, чтоб его получше кормили и поили. А железный желудь отдадим нашему верному союзнику князю Демиду Пинскому.
Войшелк подошел к пинскому князю и надел ему на шею серебряную, тонкой работы цепочку с темным железным желудем.
IV
Далибор во главе волковыйской дружины ехал в Руту, чтобы пособить кунигасу Миндовгу отразить очередное нападение жемайтийских, ятвяжских и галицко-волынских войск. Вместе с ним шли пешие ратники из Услонима и небольшой отряд пруссов, которые, спасаясь от Тевтонского ордена, переселились не так давно в окрестности Городни. Войшелк остался в Новогородке и был готов выдержать там осаду князя Даниила Галицкого. Благо, вместе с ним встали на стенах Новогородка пиняне и туровцы.
Читать дальше