Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

К будущему Учредительному собранию обратился и великий князь Михаил Александрович. Он отверг наследие брата Николая II — российский трон. Впрочем, не совсем отверг, а заявил, что примет верховную власть лишь в том случае, если «будет такова воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского».

Министры всех составов — социалисты, кадеты, октябристы и прочие — при вступлении в должность подкрепляли присягу клятвой «принять все меры для созыва в возможно кратчайший срок».

Спустя много лет, находясь уже в Париже, секретарь Учредительного собрания Марк Вишняк признавал: «Идея неограниченной учредительной власти, принадлежавшей совокупности суверенных граждан и осуществляемой ими по своему усмотрению, получила широкое распространение благодаря европейским теоретикам — Локку, Пуффендорфу и Вольфу».

Бессмысленные съезды различного рода — профессиональных, общественных, национальных и иных организаций составляли постановления с выражением преданности Учредительному собранию, «хозяину земли Русской». Им вторили официальные органы Православной церкви. Даже армия присягала на верность Временному правительству лишь до вступления в силу Учредительного собрания.

Столицы и захолустные городишки, фабричный люд и селяне, левые, умеренные и даже большевики — все с единодушием и энтузиазмом принимали будущий верховный законодательный орган.

— Нет, все-таки Учредительное собрание — это наша единственная надежда, — говорил Станиславский, у которого собралась шумная компания.

Было 4 января восемнадцатого года. Актеры, писатели, художники отмечали день рождения Константина Сергеевича. Правда, сам «малый» юбилей — пятидесятипятилетие мэтра был на следующий день, но по предложению супруги юбиляра, Марии Петровны, решили праздновать накануне, ибо в театре был свободный день. После спектакля, как собирались прежде, это было неудобно: слишком опасно стало появляться на улице в поздний час.

Вот и пришли к Станиславскому засветло. Спорили и говорили все о том же — об Учредительном собрании, которое начнется завтра в Петрограде в Таврическом дворце.

— Пусть это станет концом кровавого большевизма и началом новой великой России! — провозгласил Бунин, и все осушили бокалы а-ля фуршет.

Константин Сергеевич с пониманием кивнул и пророкотал своим чудным, бархатным голосом:

— Согласен с вами, Иван Алексеевич. Учредительное собрание — это, думаю, единственно возможный и оставшийся в нашем распоряжении путь к восстановлению демократии… Вы согласны с нами, Иван Михайлович?

Вопрос к Москвину был адресован неспроста. Гордость Художественного театра и лучший исполнитель роли царя Федора Иоанновича в пьесе А. К. Толстого в этот момент с излишней горячностью спорил со скульптором Коненковым. Дискуссия была актуальной: водки чьих заводов лучше — Шустова или Смирнова?

В разговор вступил Шмелев, ставший знаменитым после своего «Человека из ресторана»:

— Простите, что вмешиваюсь. Больную для меня тему затронули. Я внимательно нынче газеты читаю, слишком много разговоров об одном и том же: Учредительное собрание, Учредительное собрание…

— Иван Сергеевич, вы не правы! — улыбнулся Бунин. — Иван Михайлович с Сергеем Тимофеевичем с аппетитцем говорят о более насущном…

— Не смейтесь, Иван Алексеевич! Какие могут быть шутки, когда большевики захватили власть и с каждым днем узурпируют ее все более? Неужели вы думаете, что делают они это лишь для того, чтобы законней провести это собрание и провозгласить демократическую республику?

— Она уже провозглашена! — вставил слово Станиславский.

Москвин закончил мудрой сентенцией:

— Для почину выпить по чину! — Что и было сделано.

— Третьего сентября уходящего революционного года свершилось неслыханное надругательство над идеей Учредительного. Гражданин Керенский самолично присвоил себе права собрания и провозгласил Россию республикой…

— Не монархию же, а республику, — заметил Коненков.

— А делать этого все равно не стоило! Лишь Учредительное собрание уполномочено на это…

— Вы, Иван Михайлович, безусловно, правы! — Станиславский хотел ужинать, а политические споры ему всегда претили. — Большевики назвали окончательную дату созыва собрания — пятого января. Вот завтра еще раз республика и будет декларирована.