Пётр Чигринов - Под тремя коронами

Через несколько лет посол императора Священной Римской империи Сигизмунд Герберштейн от имени императора ходатайствовал об освобождении князя Михаила Глинского:

— Если Глинский виноват, то уже довольно наказан заключением, и если великий князь Василий согласится отпустить его к императору на службу, то Максимилиан свяжет его тяжелою клятвою не замышлять ничего против Москвы…

Великий князь велел отвечать:

— Глинский по своим делам заслуживал великого наказания, и мы велели уже его казнить; но он, вспомнивши, что отец и мать его были греческого закона, а он, учась в Италии, по молодости отстал от греческого закона и пристал к римскому, бил челом митрополиту, чтоб ему опять быть в греческом законе. Митрополит взял его у нас от казни и допытывается, не поневоле ли он приступает к нашей вере, уговаривает его, чтоб подумал хорошенько. Ни в чем другом мы брату нашему не отказали бы, но Глинского нам к нему отпускать нельзя…

Как бы ни складывались отношения между двумя государями, один из которых назывался великим князем литовским и русским, а другой — великим князем московским и всея Руси, всякий раз Москва считала необходимым предъявлять права своего великого князя, потомка святого Владимира на все русские земли, считая прародительской отчиной своего государя принадлежавшие Литве Киев, Полоцк, Витебск и другие города. Всегда, когда дело доходило до мирных переговоров, Москва желала получить все западнорусские земли. Государи Великого княжества Литовского хотели иметь значительную часть заднепровских восточнославянских земель. Споры продолжались, часто переходя в военные действия. Рекой проливалась как русская, так и белорусская братская кровь. Память Елены, пример ее жизни не стали для литовских и московских государей средством установления мирных дружеских отношений. Наоборот, ее имя и та и другая сторона продолжали использовать для достижения своих чаще неправедных, чем оправданных целей.

В течение трех столетий в Пречистенском соборе г. Вильно сохранялась гробница великой княгини литовской и королевы польской, а над нею серебряная доска с надписью на русском языке и с тремя гербами: московским, литовским и польским, пока в начале просвещенного XIX века фанатизм и невежество не проявили себя. Ректор Виленского университета, член общества стремящихся к знанию филоматов, снял доску и переплавил в посуду.

Одержав блистательную победу над московскими войсками под Оршей, 8 сентября 1514 г. князь Константин Иванович Острожский продолжал служить Великому княжеству Литовскому. Он явился грозой крымских татар, считавшихся непобедимыми турецких янычар, а также упорных протестантов-шведов. Победил в шестидесяти битвах. Всеми силами защищал веру предков, строил православные храмы в Великом княжестве Литовском. Родина всячески чтила своего героя.

Блистательный князь Михаил Глинский, пользовавшийся уважением и благосклонностью многих европейских императоров и королей, служивший московскому великому князю, за попытку перейти на сторону польского короля и великого князя литовского Сигизмунда более десяти лет провел в заточении. Освобожден был по просьбе своей племянницы Елены Глинской, ставшей женой московского князя Василия III. Во времена регентства Елены при ее малолетнем сыне Иване IV опять оказался близко к вершинам власти и влияния, был авторитетным членом боярской Думы. Однако в результате политической борьбы и интриг при Московском великокняжеском дворе уже в преклонном возрасте опять был брошен в тюрьму. Здесь, будучи ослепленным, и умер.

Через три долгих года Дионисий посетил могилу великой княгини и королевы в Пречистенском соборе в Вильно. Опустившись на колени, он долго молился… и за себя и за тех братьев, что пожелали остаться на Афоне. Здесь, в соборе, он встретился с отцом Фомой. Они обменялись братскими поклонами, и Дионисий сказал:

— Вернулся, как видишь… Единственно для того, чтобы доложить княгине, что просьбу ее мы исполнили. Так что прими отчет наш ты, отец Фома: мы все исполнили, как княгиня и ты наставляли нас. Все в целостности и сохранности доставили. Деньги и ценности разделили между Пантелеймоновым и Ватонедским монастырями… Приняли нас там по-христиански, по-братски… А спутники мои остались служить Богу там, на Афоне…

ПЕТР ЧИГРИНОВ