Пётр Чигринов - Под тремя коронами

— Государь, продолжается подлая клевета на меня. Незаслуженная и обидная для моей чести…

— Я слышал об этом… Кажется, усердствует пан Заберезский?

— Да, государь… Именно он… И поэтому я требую суда с ним перед тобою, королем и великим князем…

Это требование Глинского оказалось неожиданным. Сигизмунд задумался, по привычке теребя свой игриво закрученный ус… Король знал, что против князя Михаила достаточных для суда улик нет. Но и одновременно не хотелось жертвовать Заберезским. Не желал король и Глинского оттолкнуть…

— Это твое право, князь… Но сейчас так много государственных дел…

И король показал на приемную, откуда доносились голоса ждавших своей очереди, чтобы попасть к королю, а затем на ворох лежавших на столе бумаг… Их тоже нужно если не прочесть, то хотя бы подписать…

— Придется, князь, подождать… Да и Заберезского я должен выслушать…

Но Глинский не хотел ждать… Через неделю он уже был у брата Сигизмунда, короля венгерского Владислава, с просьбой вмешаться в дело.

Владислав, будучи хорошо знакомым с Глинским, выказал искреннюю радость встречи, долго предавался воспоминаниям, не желая вникать в суть дела… Но все-таки Глинский получил его обещание ходатайствовать перед братом…

Домой Глинский возвращался через Краков, где в это время находился Сигизмунд. При встрече с ним князь Михаил сказал:

— Ты заставляешь меня решиться на такое дело, о котором оба мы после горько жалеть будем…

Сигизмунд в свою очередь посоветовал Глинскому:

— Не позволяй, князь Михаил, ненависти толкнуть тебя на поступок, который принесет вред нашему отечеству…

Глинский, оказывая знаки внимания Сигизмунду, как это было принято при европейских королевских дворах, вышел.

Вскоре он вместе с братьями уехал в свой город Туров. Призвал к себе родственников, друзей. Требовал полного удовлетворения от Сигизмунда и назначил срок. Отсюда, из Турова, была послана и челобитная великому князю Василию в Москву. В ней Глинский просил о помощи и обещал до конца дней своих служить его милости, великому князю московскому. «Теперь, — писал он, подбивая Василия на войну против Сигизмунда, — для моего дела и дела великокняжеского время самое благоприятное: в Литве войско не в сборе, от других стран помощи также нет». Василий в свою очередь прислал к нему своего порученца, предлагая всем трем Глинским защиту Московского государства, милость и жалованье. Михаилу была обещана помощь на всех неприятелей, при условии, если и сам он не будет медлить.

Не получив королевского ответа, Глинские торжественно объявили себя слугами государя московского с условием, что Василий оружием укрепит за ними их города в Литве, как поместные, так и те, которые им сдадутся. С обеих сторон этот договор скрепили клятвой.

И Глинский начал свое дело, сказавшееся на судьбах многих людей, и прежде всего в Великом княжестве Литовском. Во главе семисот конных ратников он явился к увеселительному дому Заберезского возле Гродно и приказал:

— Имение окружить, чтоб и мышь не могла ускользнуть… Да свершится моя месть…

Перекрестившись, князь добавил:

— Видит бог, я не хотел этого…

Быстро и умело воины перекрыли все доступы к дому. Находившийся на службе у Глинского немец Шлейниц первым ворвался в спальню пана Заберезского. Но его опередил другой слуга князя — турок Ибрагим. Молнией блеснула его кривая сабля и голова полоцкого наместника, пузырясь кровавой пеной, покатилась по полу, оставляя за собой кровавый след. Турок подцепил ее на саблю и поднес Глинскому.

— Вот как кончил жизнь твой недруг, — сказал при этом Шлейниц.

— Насадите ее на копье, несите впереди, — распорядился князь…

Вскоре отряд выступил по восточной дороге. Голову Яна Заберезского бросили в озеро. По пути в Новогрудок небольшие группы воинов искали и убивали других враждебных Глинскому литовских панов. Одновременно набирали и войско князя… Вскоре Глинский взял Мозырь, заключил союз с Менгли-Гиреем, который обязался завоевать для него Киев, а также с государем молдавским. Все эти действия Глинского оказались на руку его противникам: они отшатнули от него русских людей, лишили поддержки Елены, пользовавшейся авторитетом во всем княжестве.

Тем не менее к нему «пристали те же… княжата Друцкие и князь Михаил Мстиславский с замком своим… так теж и оршанцы, Кричев, Гомель поддались ему». Вскоре войска Михаила Глинского укрепились в районе Минска. Сам город отстояли 300 героических воинов Великого княжества. Брат Михаила Андрей ударил в направлении Слуцка, однако и здесь Глинских постигла неудача: княгиня Анастасия сумела организовать оборону города. Другие отряды мятежников достигли Клецка и Слонима. К Вильно они подошли на расстояние 60 километров, к Новогрудку — тридцати. В столице Альберт Гаштольд собрал две тысячи воинов и укрыл в бернардинском монастыре государственную казну. Письма Глинского, в которых он пытался склонить Гаштольда на свою сторону, воевода виленский пересылал великому князю. Не получив поддержки, на которую рассчитывал, Глинский стал выступать в роли защитника православной веры, объявив это главной целью своих действий. Провозглашая защиту гонимого православия, Глинский рассчитывал на поддержку западнорусской части Великого княжества.