Борис Тумасов - Иван Молодой. Власть полынная

Скачет князь, скачут отроки дворянские. Леса подмосковные, местами дремучие. Ближе к проезжей дороге вековые сосны небо подпирают. Время на осень повернуло, уже кое-какие деревья золотом подернуло, а птицы в стаи сбиваются, к перелетам готовятся: утки и гуси тянутся к ближайшим озерам, жир нагуливают, без него как вытянешь такой перелет? Пока в жарких странах окажутся, сколько птиц погибнет в дороге…

Конь шел рысью, и князь Иван вспомнил такой случай. Когда на Казань шли, он спросил отца, не лучше ли поляков и литовцев из Смоленска изгнать. На что Иван Третий ответил:

- У Смоленска мы спину обломаем, а нам предстоит Орде противостоять!

Слова отцовские вспомнил, когда увидел смоленские стены.

Подумал: «Ужели вся стотысячная орда на Москву навалится? Одни казанцы не опасны, им противостоим. Но что будет, коли двинется Ахмат? И уж, избави Бог, Гирей крымский с ним заодно встанет?»

Молодой князь Иван даже представить себе не может всю эту силу. Когда хан Гирей выходит из-за Перекопа, его орда, сметая все на своем пути, врывается в Польшу и Литву и сеет ужас…

К счастью, Иван Третий живет с крымцами в мире.

Молодому князю известно, что между крымскими татарами и живущими на Днепре каневскими и запорожскими казаками развертываются в степях целые сражения. Но татар больше, и казаки не могут противостоять крымцам. Зато казаки совершают набеги в Крым.

В ту пору, когда Санька сопровождал боярина Романа в Крым с дарами, удалось избежать встречи с казаками. Иначе они пограбили бы московский поезд…

Уже к Москве подъезжал великий князь Иван, когда начал срываться дождь. Мелкие капли ударили в лицо. Иван поднял глаза. Тучи наползли с западного угла, затягивали небо. Старый оружный Тимофей называл этот угол гнилым.

«Быть дождю затяжному», - подумал князь.

Та ночь была темной и бессонной. Дождь как начался с вечера, так и не прекращался до утра. Он барабанил по крыше, по стекольцам дворца. Дождь был холодным, обещая в недалеком будущем снег и морозы.

Молодой князь Иван так хотел увидеть Глашу, но она с вечера уехала в деревню и вернется на той неделе. А как он нуждался в ней в эту ночь, в утешениях ее…

Мысли к нему приходили тревожные. Они бередили душу.

Как скоротечно время! Казалось бы, только вчера они с Санькой гоняли голубей, была жива мать, великая княгиня Мария.

И вот год за годом минуют, как ушла из жизни мать. Женился Санька, и Настена у него пригожая. Скоро, поди, дети пойдут у Александра, сына Гаврилы. Верно, пора бы и ему, молодому князю Ивану, семьей обзавестись, да ныне не до того. Отец, великий князь Иван Васильевич, собрался вступить в брак с греческой царевной Софьей.

Может, конечно, для Московской Руси и польза великая от такого брачного союза, как говорит владыка, митрополит Филипп, но какова жизнь у него, Ивана Молодого, будет? Не станет ли Софья козни творить?..

К утру забылся и сон увидел. Будто день ясный, солнечный и он, Иван, оказался в чьем-то доме. Хозяева его привечают, потчуют. Целую посуду жареного мяса на стол выставили, а хозяйка еще пирог с ягодами несет.

Однако это не хозяйка, это Олеся. Льнет она к Ивану, шепчет: «Что же ты, княжич, позабыл меня?»

Иван хотел сказать ей, что помнит. Чуть отстранился, а глянул - не Олеся это, а Глаша…

На том и пробудился.

Открыл глаза, прислушался. Дождь вроде прекратился. Подумал: к чему бы сон такой?

Выйдя на Красное крыльцо, князь Иван Молодой увидел блестящую от дождя соборную площадь, пустующую паперть Благовещенского собора, редких прохожих.

Чуть ли не рысью протрусил чернец в рясе и клобуке, проковыляла старуха-нищенка - эта первая сядет с деревянной чашей на ступени собора, проехал безоружный гридень - только и того, что саблей опоясан.

Князь Иван спустился с крыльца, пересек площадь и вошел во дворец митрополита. Старый монах, исполняющий при Филиппе роль дворецкого, провел князя в приемную, промолвив:

- Владыка в церкви домовой, подожди, сыне. Сел Иван, пробежал глазами по полкам с книгами.

Не услышал шагов Филиппа, от голоса вздрогнул:

- Что привело тебя, сыне, в столь ранний час? Голос у митрополита тихий, ласковый. Сели.

- Отче, исповедуй меня, душа терзается. Червь гложет ее.

Филипп изучающе посмотрел на молодого князя.

- Что за тревоги в тебе? - Потеребил нагрудный крест. - Какие вины чуешь за собой?

- Нет, отче, не чую вин. Зрю, грядут перемены в жизни моей, оттого и тревоги.