И в тех слухах на Софью, гречанку, кивали: ее рук дело козни творить.
Но Иван Молодой к людской молве не прислушивался, будто не его те разговоры касались. Он голос Елены слышал, ее красотой упивался.
Даже когда хрустнул под ее ногой хрусталь и в храме зашептали: «Властна!» - мысль мелькнула: «Пусть властна, да его!..»
Свадьбу справляли во дворце и по всей Москве. Невесту с зоренькой ясной сравнивали, видели в ней все лучшее, что привезла она со своей далекой родины: свежесть ее вод, зелень садов и белизну снега ее горных вершин. Блеск очей Елены сравнивали со зрелыми сливами, а алые губы - с вишнями.
Ну, как было не восхищаться князю Ивану красотой невесты! Забылась Глафира, и уж давненько стерлась в памяти та мимолетная встреча в дворянском поместье…
Гремел пир во дворце, гуляла Москва.
Гудочники и гусляры из боярских хором в избы деревенские хаживали и из них сызнова в боярские терема.
Бродят гурьбой, песни орут, да так накуролесятся, что к утру кто под плетнем очнется, а кто и в яме сточной…
Звенит песнями и гудит под топотом ног княжеский дворец. Съехались на свадьбу князья и бояре, братья великого князя Ивана Васильевича, приехал даже тверской князь Михаил Борисович - поздравить племянника, молодого Ивана.
Дворский, улучив момент, жаловался государю:
- Вестимо, одних свечей сожгут на сто рублей, а уж попьют и съедят несчетно!
Иван Третий рассмеялся:
- Знаю, Хрисанф, твою рачительность, но ты в понятие войди, то свадьба и сын женится, Марьюшки нашей, великой княгини сынок!..
В палатах ревел и стонал пир. За одними столами сидели мужчины, за другими женщины. А в красном углу молодые, Иван и Елена.
Столы уставлены дорогой посудой, ломятся от разнообразия яств. Речи произносятся всякие, да кто их за общим гомоном слышит!
Однако кто бы свою речь торжественную ни держал, молодых поднимали, и ничего, кроме общего гвалта и гомона, Иван и Елена не слышали.
Но вот встал из-за стола государь Иван Васильевич, и все разом смолкли. Посмотрел он на молодых мудрым взглядом и, чуть улыбнувшись, пожелал им здравствовать долгие годы, наследников иметь и паче ока беречь то, что дает им русская земля.
Краткой была его речь, но редко кто из гостей не внял ей. Садясь, великий князь Иван Васильевич сказал с чуть заметной горечью:
- Жалею, гости дорогие, что не видит мать Ивана Молодого, великая княгиня покойная Мария, сына своего во цвете лет.
В палате наступила минутная пауза. Затем взорвались хоромы общим шумом. И потянуло всех в веселье. Никто не заметил, как за женским столом легкая тень недовольства скользнула по лицу великой княгини Софьи.
Но она подавила это недовольство, улыбнулась, и свадьба с ее веселым и радостным застольем не прекращалась. Она растянулась на долгую неделю…
А жизнь продолжалась. Продолжалась в Кремле, продолжалась и во дворцовых палатах, продолжалась и в избах смердов, и в домишках ремесленного люда. Все вошло в обычное русло. Сходились бояре на Думу, воеводы и посадники слали известия, князья удельные к великим князьям Ивану Третьему и Ивану Молодому со всякими жалобами обращались. Плакался князь Михаил Андреевич Белоозерский, что малый доход получает от Белоозера, просил помощи. А однажды пожаловался на племянника, князя Василия Верейского, что тот, дескать, его признавать не желает, а сам, подлец, в родство к великим князьям подлезть надумал, на племяннице великой княгини Софьи жениться…
Не успели великие князья Иван Большой и Иван Молодой со всем этим разобраться, как тверские бояре от слов к делу перешли. Два боярских рода с семьями и дворовыми таборами потянулись под покровительство московского великого князя, чем накликали гнев тверского князя Михаила Борисовича.
Иван Третий на Думе хохотал до слез.
- Пора бы Михайле понять, он князь моей милостью. Захочу, лишу его княжества, удел заберу. Михайло живет старыми понятиями о Твери, когда она с Москвой за великое княжение соперничала…
Иван Молодой слушал отца и соглашался. Кивали и думные бояре. Негоже князю Михаилу Борисовичу усобничать. Не распри нужны, а покорность. Ужели он мыслит, что даже с Борисом и Андреем вкупе смогут противостоять Московской Руси? Понять надобно, не Москве супротивничает, а Руси Московской!
Перебрались в Москву тверские бояре, Иван Третий принял их под свою защиту. Сообщили они, что еще несколько боярских семей попадутся в Москву.
Снова прислал тверской князь письмо в Москву, в каком обиды свои перечислял: зачем привечает великий князь бояр-изменников?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу