Борис Тумасов - Иван Молодой. Власть полынная

Бельский к шумным сеймам привык, а тут, на Думе, бояре чинно сидели, бороды дорогие в шубы уткнули, высокими горлатными шапками покачивают, внимают Федору.

Иван Третий на троне восседал, рядом молодой великий князь. Вельский рассказал, как живется в Литве и Польше князьям Одоевским, Вяземским и иным русским князьям. Что требуют от них в Речи Посполитой? Верности королю и принятия унии. А православную веру притесняют, и церкви в костелы намерены обратить…

Что тут на Думе поднялось! Зашумели бояре и, кто бы ни выступал, речь к одному сводили, к требованию воротить исконно русские отчины, захваченные Польшей и Литвой города, какие за Русью числились.

А когда шум чуть улегся, Иван Третий уведомил бояр, что дал он князю Федору Вельскому на прокорм часть новгородских земель с городками и селами и что великие князья московские рады будут тем князьям и боярам, какие перейдут под руку Москвы.

Гулом одобрения встретила Дума слова государя.

Посол великих князей московских Михаил Васильевич Кутузов до Крыма добрался с деликатным поручением - уговорить хана Менгли-Гирея пройтись с крымской ордой по землям Речи Посполитой, отвлечь короля и великого князя Казимира от приготовлений к войне с Москвой.

Каменистая крымская земля встретила московского посла горячим воздухом и безводьем. Даже на перешейке вода была гнилой и мутной, кони ее не стали пить.

Въехало посольство в Бахчисарай, пропылило по узким улочкам, в беспорядке застроенным саклями с плоскими крышами, остановилось у глинобитного темного караван-сарая.

Вылез князь Кутузов из колымаги, перекрестился:

- Помоги мне, Боже, выбраться из этого ада и вживе в Москву воротиться.

И, вздохнув, проследовал в гостевую конуру караван-сарая…

Второй месяц живет посол в безводном Бахчисарае, жарится под горячим крымским солнцем. Однажды сказал он посольскому дьяку:

- Ежели есть преисподняя, где грешников на сковороде пекут, так это здесь, в Крыму.

По утрам посла будили зазывные крики муллы с высокого минарета, что стоял в верхней части святой улицы. Князь выходил из тесного, зловонного караван-сарая, дышал чистым, еще не раскалившимся воздухом и сворачивал в плетеную из лозы харчевню, где старый татарин жарил баранье мясо и лепешки на курдючном жире. Посол съедал несколько штук, запивал мутной водой, привезенной бог весть откуда, потому как во всем Крыму Кутузов не видел ни речек, ни колодцев, и отправлялся к ханскому дворцу в надежде, что Менгли-Гирей его примет.

Посол стоял на пыльной улице в ожидании ханского выезда.

Иногда хан проезжал мимо, подтянутый, горбоносый, с бритым лицом, и никогда не смотрел по сторонам. На Менгли-Гирее были зеленая чалма и шелковый зеленый халат.

Конь под ханом не шел, перебирал копытами, пританцовывал, а за Гиреем следовали верные телохранители.

Московскому послу казалось, что стоит сделать два-три шага, и он заступит хану дорогу. Но князь Кутузов был уверен: охрана тут же зарубит его.

Знал Михаил Васильевич, что Гирей коварен и хитер, поступки свои он нередко соразмеряет со звоном серебра и золота. Дружбу свою с великим московским князем он сохраняет до поры.

С того дня, как хан Ахмат после стояния на Угре как побитый пес, поджав хвост, полез в степи и там нашел свою смерть, Менгли-Гирей не опасался Золотой Орды. Теперь он делает вид, что верно служит турецкому султану и готов слушаться его крымского визиря.

Так длилось уже второй месяц после приезда московского посла в Крым.

Наконец хан принял его. Князя ввели в тихий полумрачный дворец. В зале, где восседал Менгли-Гирей, никого не было. Только в стороне сидел тощий маленький турок тоже в зеленой чалме. Михаил Васильевич догадался - это советник султана при крымском хане.

Он молчал и, казалось, не слушал, о чем говорит русский посол. Менгли-Гирей изрекал, а турок кивал, соглашаясь. Хан ничего не обещал. Но князь был уверен: едва он покинет дворец, как хан прислушается к совету турка и поступит так, как скажет советник султана…

Прошел еще долгий месяц. Спала жара, и московский посол намерился отъехать домой, но ханского ответа он так и не услышал.

Но в один из дней начали стягиваться к Перекопу конные татары. Они стекались к хвостатым бунчукам под звуки рожков и гортанные, визгливые выкрики тысячников.

Крымская орда собиралась в военный поход.

В тот день, когда московский посол покинул ханский дворец, Менгли-Гирей, обложившись подушками, еще долго сидел молча. Безмолвствовал и визирь, советник султана.