Антонин Згорж - Один против судьбы [Sam proti osudu]

— Отлично, княжна, — похлопал в ладоши старый барон Зильберберг, любивший пировать за чужими столами и отплачивать за это льстивыми речами. — Какая тонкость чувств, какая глубокая наблюдательность! В самом деле, надеяться на что-то лучше, чем получить то, о чем мечтаешь! Действительность редко бывает лучше, чем наши мечты. Исключение составляют присутствующие дамы, красота которых превосходит все наши представления об истинно прекрасном!

У стола сидели еще не менее десятка дам и мужчин, и все они атаковали Лихновского, добиваясь, чтобы он сказал им наконец, ради чего он собрал общество на «музыкальный вечер с сюрпризом».

Статный мужчина сорока лет, волевой подбородок и черты лица которого свидетельствовали о том, что уступчивость не в его характере, на этот раз счел за благо удовлетворить любопытство гостей.

В домах знати до сего времени господствовали манеры утонченные и изящные, но им грозило забвение. Новая Франция противопоставила изысканной салонной учтивости искренность и грубую правду, нежному менуэту — стремительную карманьолу, а парику с косой — свободно развевающиеся волосы.

Общество, собравшееся в салоне у Лихновских, еще не привыкло к этим удивительным переменам в европейской жизни. Дамы отлично чувствовали себя в пышных юбках и искусно причесанных высоких париках. Мужчины были в узких брюках, шелковых чулках и парчовых камзолах, их парики были густо напудрены.

И все вокруг было как бы причесанное и напудренное. И дворец, и мебель в стиле рококо — все это выглядело так, будто художники делали свое дело шутя. У легких стульев ножки были так тонки и изогнуты, что казалось, будто они, того и гляди, подломятся; кушетки были обтянуты тканями мягких тонов, затканными букетами цветов; стены и потолок украшали легкомысленно-кудреватые, лепные узоры.

В столь изысканной обстановке негоже было хозяину не выполнить просьбу гостей. Загадочно улыбаясь, Лихновский объявил:

— Я позволил себе пригласить вас присутствовать при состязании.

— Состязание! — отозвалось сразу несколько голосов.

— Но нет никаких оснований беспокоиться! Сражение будет бескровным. Речь идет о встрече двух музыкантов.

— Кто? С кем? — так и сыпались вопросы.

— Вы будете решать, дамы и господа, кто является лучшим пианистом в нашем городе.

— Конечно, аббат Елинек, — отозвались голоса.

— Людвиг ван Бетховен, — уверенно произнес Лихновский.

— Он еще слишком молод!

— Двадцать пять лет — это немало. Моцарт был великим мастером уже в пятнадцать лет!

— Но Бетховен не Моцарт!

— Он равен ему!

— Простите, — руку поднял Разумовский, — мне кажется, Бетховен уже несколько лет пользуется вашим покровительством. Если не ошибаюсь, он проживает в вашем дворце. Не хотите же вы видеть поражение вашего служащего!

— Он у меня не служит.

— Но вы поддерживаете его!

— Да, потому что вижу в нем гения! — Князь несколько смутился, услышав в шуме много голосов несогласных с ним. — Простите, но я хочу только сказать, что он не состоит у меня на службе и благодаря моей поддержке он имеет возможность совершенствовать и развивать свои необыкновенные способности. Только и всего!

Разумовский продолжал ставить свои вопросы:

— Никто не сомневается в том, что даровитость этого молодого человека чрезвычайно велика. Но он же не обладает ни сноровкой, ни опытом Елинека, ведь ему, должно быть, уже за сорок!

— Вот сегодня все и станет ясно!

— Не сбежит ли один из них в последнюю минуту? У артистов на такой случай всегда в запасе есть болезнь, — с сомнением произнес старый барон.

— Елинек говорил, что этого пришельца с Рейна он сегодняшним вечером поставит на место… Простите мне эторезкое выражение, — промолвил Лихновский.

— А молодой Бетховен?

— Он о предстоящем сражении ничего не знает. Ненавидит такие вещи и с удовольствием бы уклонился. Я просил его быть, чтобы сыграть для общества избранных знатоков музыки.

— Если он не вздумает уклоняться, то мы, наверное, будем свидетелями редкостного поединка и услышим такое, чего Вена не видывала со времен Моцарта!

— Он не отступит. Уже не может. Мы отрезали ему путь к отступлению, — хитро засмеялся князь. — Я пригласил на наш концерт Гайдна и Сальери.

— Его учителей?

— Да, Гайдн занимался с ним до тех пор, пока не уехал в Лондон. А Сальери и сейчас дает ему уроки вокальной композиции.

— Нужно было пригласить и Альбрехтсбергера, он тоже учит его.