Поглядела на сумрачного мужика Сусанна и, изведав, что дворянин Кутыгов вознамерился новую баню рубить, пошла во двор за топором, а через три седмицы взяла силки, стрелы и колчан и ушла в дальний лес, добыв барину семь белок и лисицу.
— Теперь на рубль [7] Один рубль равнялся пожилому. На один рубль можно было купить лошадь.
потянет?
Кутыга рубль выдал, но немало подивился:
— Горазда ты, женка. Телесами добра… Может, ко мне в поварихи пойдешь?
— Благодарствую, барин, но мы в Юрьев день уйдем из твоей деревеньки.
— Жаль… Была б моя воля, я тебя цепями приковал.
— Прощай, барин.
В Юрьев день, захватив рубль за пожилое, пошел Оська на господский двор. Холопы дерзки, к дворянину не пускают.
— Недосуг барину. Ступай прочь!
— Нуждишка у меня.
Холопы серчают, взашей Оську гонят, вышибают из ворот. Мужик понуро садится подле тына, ждет. Час ждет, другой.
На дворе загомонили, засуетились: барин в храм снарядился. Вышел из ворот в меховой шапке, теплой лисьей шубе, в руке посох.
Оська — шасть на колени.
— Дозволь слово молвить, батюшка.
Кутыга супится.
— Ну!
— Сидел я на твоей землице, батюшка, пять годков. Справно тягло нес, а ныне, не гневайся, сойти надумал.
— Сойти? Аль худо у меня?
— Худо, батюшка. Лихо!
— Лихо? — поднял косматую бровь Кутыга.
— Лихо, батюшка, невмоготу боле оброк и барщину нести.
— Врешь, нечестивец! — закричал Кутыга. — Не пущу!
— Да как же не пустишь, батюшка? На то и воля царская, дабы в Юрьев день мужику сойти. Оброк те сполна отдал, то тиун ведает. А вот те за пожилое.
Оська положил к ногам Кутыге серебряный рубль, поклонился в пояс.
— Прощай, государь [8] В описываемый период термин «государь» широко применялся не только в обращении с господами, но и с хозяевами крестьянских дворов.
.
Дворянин посохом затряс, распалился:
— Смерд [9] В XVI веке и более поздних веках — презрительное название крепостного крестьянина, а затем и простолюдина, человека незнатного происхождения.
, нищеброд, лапотник!..
Долго бранился, но Оську на тягло не вернуть: Юрьев день! И государь, и «Судебник» [10] Судебник Ивана Грозного, утвержден первым на Руси Земским собором. Явился важным шагом на пути централизации Русского Государства.
на стороне смерда. Уйдет мужик к боярину: тот и землей побогаче, и калитой [11] Калита — мошна; кожаный мешочек для денег, который подвязывался к опояске.
покрепче; слабину мужику даст, деньжонок на избу и лошаденку. На один-два года, чтоб мужик вздохнул, барщину и оброки окоротит, а то и вовсе от тягла избавит. Пусть оратай хозяйством обрастает. Успеет охомутать: от справного двора — больше прибытку.
Дворяне роптали, ждали своего часа…
* * *
Какое-то время метель все бушевала над неоглядным полем, а затем стала полегоньку убаюкиваться.
— Слава тебе, Господи! — истово произнесла Сусанна.
— Дорогу-то совсем замело. Наугад худо трогаться, — посетовал Оська.
— Худо, — кивнула Сусанна. — Но коль метель совсем стихнет, наугад не поедем.
— Это как же, матушка? — спросил Ванятка.
— Узришь, сынок. Не замерз?
— Не замерз, матушка… Добро, день без мороза.
— То — спасенье наше.
Улеглась завируха, утихомирилась, и у всех на душе полегчало. Даже Буланка весело заржала.
Сусанна оглядела окрест и вновь перекрестилась.
— Когда ехали по дороге, лес, что виднелся в двух верстах, был от нас вправо. Вдоль него и тронемся.
— Тяжко по сугробам-то. Вытянет ли лошаденка?
Сани были нагружены домашним скарбом.
— Буланка у нас разумная. Ночи ждать да околевать не захочет. Ну, пошла, милая! Пошла!
Лошадь рванула постромки и потихоньку да помаленьку потянула за собой сани. А перед самым вечером Буланка прибилась к неведомому сельцу.
Припозднился к трапезе Федор Иванович: унимал в подклете холопов, кои так разгалделись, что в брусяных покоях огонек негасимой лампадки затрепетал.
«Эк расшумелись, неслухи. Никак Еремка драку затеял. Бузотер!»
Сунул плетку за голенище сафьянового сапога — и в подклет [12] Подклет — нижний этаж старинного русского дома, служащего для хранения чего-либо, иногда для проживания холопов господина, а также нижний ярус в церкви.
. Так и есть. Еремка, рослый, рябоватый детина, волтузил увесистым кулаком молодого холопа Миньку.
Федор Иванович ожег детину плеткой.
— Чего кулаками сучишь?
Читать дальше