Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Нет, у меня сейчас нет для этого времени. Как-нибудь потом, попозже, – Чагатай сел на коня. – Ты это, старик… ты зря стараешься. Парень твой виноват, доказательств хватает. И должен в том признаться. А если не признается, будет хуже…

– Ты что, сынок? Как он признается в том, чего не совершал?!.

– Вот как? А мы другого мнения… У тебя что-то еще?

– Нет. По мелким делам я бы к тебе не обратился. Не привык в лица заглядывать, в глаза лезть… – Аргас отвернулся, донельзя возмущенный. – Не так воспитан.

Оказывается, бывает и так, что человек со временем нисколько не меняется, не растет ни умом, ни сердцем. Поразительно, но каким упрямым, тупым, как деревянная ступка, бездумно твердящим одно и то же был двадцать лет назад Чагатай, таким и остался, считай. В стольких, казалось бы, походах и должностях побывал с тех пор, но совершенно ничему человеческому не научился, ничуть в уме не прибавил, ничего так и не осознал.

– Если Джасак и дальше будет толковать этот тойончик, то скоро вокруг никого не останется, – сказал Аргас вечером при встрече Махмуду. – Чего ждать от таких? Они оставляют за собой выжженную пустыню…

– Хан наверняка с умыслом назначил Чагатая, чтобы поднять значение Джасака, – со вздохом ответил на это Махмуд. – Люди, по его мнению, должны страшиться Джасака. Только тогда его будут придерживаться, считаться с ним… Ну, а в противовес Чагатаю, возможно, поставлен тот, кто принимает окончательное решение – глава Верховного суда Сиги-Кутук. Сам знаешь, каким осторожным, нерешительным и неопределенным во мнениях человеком слывет…

А между тем в эти же дни вдруг облетела всех весть о предании Верховному суду командующего одного из передовых, ударных тумэнов – Тохучара, и все прежние слухи и толки о судебных делах по сравнению с этим показались ничтожными, отодвинулись в сторону. Потому что Тохучар входил в число крупнейших тойонов монгольского Ила, имел чин тойона-тумэнэя.

Случилось так, что Джэбэ, Сюбетей и Тохучар с небольшими головными частями были отправлены вперед. Задачей их, кроме разведки боем войск отступающего врага, была подготовка путей следования основных сил, организация переправ через реки, поиск подходящих пастбищ. Они должны были, по возможности, обходить населенные людные места стороной, ни в коем случае не трогать местных жителей, даже и посевы не портить, не вытаптывать, как это делалось и в Китае.

Двигавшийся впереди Джэбэ, за ним и Сюбетей выполнили приказ точно, прошли незамеченными, считай, никого не тронув; но передовой мэгэн Тохучара по пути ограбил несколько небольших поселений, угнал скот… Из-за этого один из лучших султанских тойонов, Мелик-Хан, с мнением которого считались все, но до сих пор стоявший в стороне, не вступавший в войну, решил соединиться с Джалал-ад-дином, стоявшим неподалеку наготове с огромным войском, – и они вместе начали наступление на основные силы монголов.

И вот последние столкнулись с четырьмя тумэнами Мелик-Хана и пятью тумэнами Джалала-ад-дина – с силой, в общей сложности превосходящей по численности монгольские войска раза в три. Первым под удар попал небольшой отряд Сиги-Кутука, был разгромлен и с большими потерями еле успел вырваться, укрыться под крылом основных сил…

Сам хан с младшим сыном, сходясь с врагом в стычках лишь отдельными небольшими отрядами, отступал по степи.

Воодушевившись этим, Джалал-ад-дин, несмотря на предупреждения Мелик-Хана, буквально сел на плечи монголам и довольно далеко вторгся в Красные Пески. И конечно же, его войско, в основном состоящее из пеших частей, завязло в песках, растянулось на большие расстояния и оказалось неспособным использовать свое численное превосходство. Монголы в это время повернули ушедшие далеко вперед и оказавшиеся в тылу сартелов части Джэбэ, Сюбетея и Тохучара, напали на врага вместе и со всех сторон. Первым делом отрезали его вырвавшиеся вперед конные части и разгромили их. Потом расправились и с пешими, растянувшимися по всей пустыне.

Мелик-Хана захватить не удалось. С несколькими нукерами под покровом ночной темноты он сумел вырваться из окружения и скрыться. Джалал-ад-дин верхом на коне отважно бросился с высокой кручи в реку и таким образом тоже избежал пленения…

Исполнилось уже пятнадцать лет, как Джасак введен был в жизнь монголов и стал законом едва ли не всего их бытования, вытесняя постепенно родовое право и мораль вошедших в Ил племен. Хотя он и сам понемногу менялся за это время и теперь заметно отличался от своего первоначального вида, основы его оставались незыблемыми. Он охватывал весьма многие стороны жизни, и всякие непредвиденные правовые случаи, события, происшествия то и дело вытаскивали из него на поверхность, делали значимым какое-то новое его содержание, другие установления, на которые раньше никто не обращал внимания.