Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Чингисхан молчал, и на лице его нельзя было прочесть даже признака участия. Он был готов, как птица, кормящая кукушат, откармливать до конца этих желторотиков, самых близких людей: он любил их, но им не по силам стать ему опорой в государственном устроении. То ли дело дележка бараньих отар, верховых лошадей, вьюков, челядинцев и работников! Им подавай все и сразу – это куцеумие и дробит, ссорит, разделяет степные племена, так похожие одно на другое. Раздражение и горечь приходилось сдерживать, и Чингисхану казалось, что в его груди закипает кровь, как вода в казане. Он не мог встать и уйти, тем самым нарушая древний обычай, он не мог встать и заговорить, не надеясь произнести нечто жестокое и непоправимое. И когда поднялась мать, у него отлегло от души еще до того, как она произнесла:

– Когда я вернулась в нашу степь из несказанной дали, с берегов Байхала, я была окрылена счастьем от известия о победе моих сыновей над найманами. Это был могучий враг – все вы знаете. Но высокая радость от победы уже померкла в вас. Видя такое ваше настроение, я негодую, дети мои… Ведь перед нашим родом, перед всеми племенами, носящими имя монголов, лежит большой звездный путь: вести за собой, как одну семью, все степные народы, все лесные и горные племена… Когда караваны идут через пустыню – я слыхала от людей, – навьючивают харчами и товарами многих сильных ослов и верблюдов. А коли поедают харчи до перехода, так убивают ослов и верблюдов и едят их! Пора в путь, пока мы не поели не только наших коней, но и один другого! Пора в великий и долгий путь, а если мы ослушаемся высшей воли, то все поодиночке будем сброшены в пыль веков, как слабые конники со спин сильных скакунов! С вершины славы скатимся в бездну бед и унижений! Слушайте моего сына, имя которого – Чингисхан, повелитель Вселенной! Не вы ли на курултае дали ему это славное имя?

Она посмотрела на Хасара:

– Отчего это ты голову в плечи втянул, как черепаха, скажи, Хасар? Может быть, ты, Хачыан, возглавишь всех монголов: ты ведь самый умный наедине с овечками и лошадьми! Слышишь меня?

– Слышу…

– Скажи: слышу, мама!

– Слышу, мама! – ответил Хачыан, сверкая зубами в улыбке. – Ты мне кипятку за шиворот плеснула!..

– А ты мне гадюку к сердцу поднес! Мне гадостно понимать, насколько мелки русла ваших мыслишек… И насколько тонка оболочка ваших мозгов… Камус у вас еще короток, торбаза ваши еще болтаются у щиколоток, халатишки до пят… Может, грудью вас не докормила? Иди, подудонь материнскую грудь, Хасар! Пусть люди потешатся! Иди, я дам тебе подзатыльника, чтоб ты вспомнил: где мы были несколько лет назад, когда царили здесь тангуты, мэркиты, найманы, татары! Не от них ли я укрывала вас своими лохмотьями, и казалось, что нет укорота на их лихоимство… Со страху люди убегали в пустыню и усыхали там до костной белизны, люди ели древесную кору и пили мочу животных – забыли? Коротка же память жирных! Теперь, когда одержана победа над великанами, вы снова превращаетесь в карликов и норовите делить добычу от однодневной охоты, и по норкам – не так? Вы посмотрите на тех, кого покорили: они многократно превосходят вас в знатности, в богатстве, в знаниях… Так как же вы долго думаете удерживать их, находясь под хмельком случайной победы? Чем вы думаете их удержать: силой? Унижениями? Потачками? Судя по вашим рожам, мои слова озадачили вас, вот что удивительно! Значит, еще не все потеряно… А, Хасар? Что важнее? Чья-то обделенность или думы о будущем?

Хасар вскинул руки, словно защищая лицо от удара плетью.

– Нохолор… Я презрительно называю вас – нохолор… Так обращаются к несмышленышам и слугам… Но я продралась через большую нужду, как через безводную пустыню, но я – госпожа, оттого, что мне тесны ваши мысли. Мой старший сын Чингисхан хочет вывести вас к новым законам нового ила, которые будут намного живительней прежних, которые ни один большой или малый народ, племя или род не станут отталкивать или держать на обочине большого пути, он хочет сделать вас великим народом… Откажитесь от личных амбиций, готовьтесь к жертвенническому служению ради искоренения несправедливости и зла на земле… Все вы знаете, как делается сухое молоко, густое, как тесто… Сначала надо выбить жир из молока… Так вот и нам всем предстоит порастрясти жир в большом котле, простирающемся от моря до моря… А я устала… – неожиданно для всех, потрясенных и просветленных такой душевной силой, закончила Ожулун-хотун и вышла из сурта, задевая юбками понурые головы сидящих мужчин.