Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Сколько всего родов было в этом войске, почтенный Усун-Туруун? – спросил Чингисхан, выискивая взглядом во тьме сурта старого полководца.

– Тридцать один, о, мой хан! – отозвался совсем рядом Усун-Туруун и встал чуть слева от ханского очага, теребя одной рукой седую поросль бородки, а вторую засунув за кушак.

– Ух-се! – удивленно воскликнул Хорчу. – Зачем надо было столько разнородного народа согнать в одно стадо, ответь?

– В стадо их согнали пастухи, – старик указал на Джэлмэ, потом на Мухулая. – А я хоть с трудом, но сумел сделать из них если не войско, то стаю хищников!

Мухулай согласно закивал:

– Мы основали секретную запасную орду. Вот и надо было, чтоб там находились представители всех наших родов. Шла война. Мы делали как сподручней… По разнарядке отозвали по два арбана с рода. Да и отправили к Усун-Турууну. На все ушло едва ли не двое суток. А уж как он их сплотил, да еще и провел без потерь в отдаленные места – это спросите у него сами.

Чингисхан увидел на лице старого воина довольную улыбку: кто ж не бывает доволен, когда люди отмечают и отличают его.

– Поучи же нас уму-разуму, почтенный старец!

– Ста-а-а-рец! – загоготали молодые тайоны, особенно любившие аксакала. – Этого старца еще женить да женить!.. – гудели голоса, перемеживаемые острыми шуточками:

– Старик-то старик, да не одну овечку остриг!..

– Не тот стар, кто сед, а у кого пустой кисет!..

– Наш старичок как хороший лучок: что ни девка – то и в цель!..

Хан властно остановил гомон движением руки и спросил Усун-Турууна:

– Почему они так говорят? Ты женолюб?

Старик невозмутимо отмахнулся от смолкшего, но еще висящего в воздухе смеха:

– Они шутят, мой хан… Людям надо пошутить… А о чем и как, зависит от того, что у них больше всего в голове.

Тогда хан поторопил:

– Рассказывай же, почтенный, свои секреты правления!

– Слушаюсь, мой хан. Отвечаю: секрет прост. Он таков: кем бы ты ни был, все равно не сможешь угодить всем тридцати с лишком родам! Будь ты о девяти косичках, а времени на сю-сю-сю и ля-ля-ля не сыщешь! Мне во время похода некогда было ходить в няньках, я распоряжался только исходя из насущных потребностей, только из соображений общей безопасности, хан.

Чингисхан встал, подошел к старику, который вместе с шапкой едва доставал ему до плеча, и попросил, а не приказал:

– Говори еще!

– О, мой хан! Есть в человеке нечто, стоящее выше рассудка. И сколько я ни думал, а решил так: всем не угодишь… Кто, из какого рода впереди, кто слева, кто справа, кто замыкает – не важно. Важно, чтоб их возглавляли, прежде всего, справедливые и только затем достойные тойоны. Такие, кто имеет волю все мелкие распри усечь, придавать им свойства раннего снега, который тает на крупе горячего жеребца… Тот, кто не доводит до слуха вышестоящего начальника сведения о дрязгах, а сам пресекает в зародыше.

– И где же ты нашел таких молодцов? – проявлял нетерпение хан, постукивая рукоятью камчи по левой ладони. – По каким признакам выделил тойонов?

– Всякий, имеющий голову, отличит кобылицу от верблюда, а умелого воина – от бабы, сидящей за выделкой кошмы…

– Справедливость… Сказать легко, но кто определит, где, по какой черте она проходит? Она неуловима… Но нужно вывести русло, вознести высокие берега из законов. Как? Вот это уже другая задача, – взгляд хана остановился на командующем всеми войсками Хубулае. – Как ты понял нашего старца, Хубулай?

В сурте стало тихо, как в дозоре: все онемели, зная сложность и неоднозначность таких вопросов. Но Хубулай считался одним из любимцев хана, и голову его не стягивал обруч страха, а язык не опухал от ворочания угловатых слов неуверенности. Он сказал не торопясь, с расстановкой, как бы приглашая других к размышлению:

– Один и тот же человек преображается в дни мира и в дни войны. Старый полководец Усун-Туруун управлял людьми в тяжелое и краткое время войны, а на войне, как ни странно, понять суть человека проще. В мгновения опасности он открывается и сам для себя, и для пытливого взора товарища. Но и лучший воин во времена мира становится иногда суртом, где живут злые духи, – ты замечал, хан? Значит, чтобы закалить и выковать народ, нужно, чтоб он многие годы подряд, многие десятилетия чувствовал запах опасности, саму опасность! Если ее нет на самом деле, то кто-то должен сеять зерна тревоги в благодатную жизнь! Только бой, хан, только война сделают нас большим, единым народом…

Чингисхан с каким-то новым интересом оглядел Хубулая, и камча в его руках успокоилась. Зато народ загалдел вразнобой.