Колин Маккалоу - Битва за Рим

Всякий раз, когда Катону удавалось попасть в Тускул, любовники встречались в один и тот же утренний час, назначенный Ливией Друзой, – в это время дети занимались учебой; расставание – самый тяжелый момент – происходило в полдень. Даже во время визита Марка Ливия Друза, заехавшего как-то раз проведать сестру и взглянуть, как продвигаются строительные работы, Ливия Друза не отказалась от своих прогулок. Она так и светилась от счастья, но счастье это было до того простым и безыскусным, что Друз не мог не восхититься благоразумием сестры, решившейся на переезд; прояви она признаки беспокойства или вины, у него обязательно возникли бы подозрения. Однако ничего этого она не испытывала, поскольку считала свою связь с Катоном чем-то вполне достойным, правильным и желанным для них обоих.

Естественно, кое-что ее все-таки смущало, особенно в самом начале их связи. Ливию Друзу немного огорчало сомнительное происхождение возлюбленного. Теперь это, разумеется, не ранило ее так сильно, как давным-давно, когда Сервилия открыла ей глаза, однако вовсе не думать об этом она не могла. К счастью, она была слишком умна, чтобы открыто над ним подтрунивать. Вместо этого она всякий раз демонстрировала, что у нее нет ни малейшей причины смотреть на него свысока, – хотя на самом деле именно так она на него и смотрела. Это было, конечно же, не презрение или пренебрежение, а просто сожаление, основанное на непоколебимой уверенности в благородстве собственного происхождения. Как бы ей хотелось, чтобы эта наивысшая привилегия, о какой только может мечтать римлянин, распространялась и на него!

Его дедом был знаменитый Марк Порций Катон Цензор – Катон-старший. Порции Приски происходили из состоятельного латинского рода, принадлежали к римскому всадничеству на протяжении нескольких поколений. Обладая всеми правами гражданства и состоянием, они тем не менее жили не в Риме, а в Тускуле и совершенно не рвались к государственным должностям.

Ливия быстро удостоверилась, что ее возлюбленный вовсе не стыдится своей родословной. Вот как все это выглядело в его интерпретации:

– Легенда восходит к чудачествам моего деда: он стал прикидываться крестьянином после того, как в армии на него шикнул какой-то изнеженный патриций, когда деду было семнадцать лет, в начале войны с Ганнибалом. Роль крестьянина пришлась ему настолько по душе, что он играл ее до самой смерти. У нас в семье считается, что это был верный ход: «новые люди» приходят и уходят, их предают забвению – но кто забудет Катона-старшего?

– То же самое справедливо и в отношении Гая Мария, – неуверенно произнесла Ливия Друза.

Ее возлюбленный отпрянул, словно она его ударила.

– Он? Вот уж кто и впрямь «новый человек» – отъявленный деревенщина! У моего деда были предки! «Новым человеком» его можно назвать лишь с той точки зрения, что он первым в нашем роду стал сенатором.

– Откуда ты знаешь, что твой дед всего лишь прикидывался крестьянином?

– Из его писем. Они хранятся в нашей семье до сих пор.

– А разве его бумаги хранятся не у другой ветви вашего рода? Ведь та ветвь старше.

– Луцинианы? Даже не упоминай их! – В голосе Катона прозвучало отвращение. – Наоборот, наша ветвь, Салонианы, засверкает как алмаз, когда историки будущего станут описывать Рим наших времен. Мы – подлинные наследники Катона Цензора. Мы не важничаем и не зазнаемся, мы чтим Катона Цензора как великого человека.

– Только выдававшего себя за крестьянина.

– Вот именно! Грубоватого, добродушного, прямого, любившего старину – одним словом, истинного римлянина. – Глаза Катона сверкали. – Знаешь ли ты, что он пил то же вино, что и его рабы? Никогда не штукатурил своих вилл, не имел ковров и пурпурных одежд и ни разу не заплатил за раба больше шести тысяч сестерциев. Мы, Салонианы, продолжили его традиции, мы живем так же, как он.

– О боги! – вскричала Ливия Друза.

Однако Салониан не заметил смятения Ливии, ибо слишком увлекся, рассказывая своей возлюбленной о том, каким замечательным человеком был Катон Цензор.

– Ну разве мог бы крестьянин стать лучшим другом Валериев Флакков, а переехав в Рим, прослыть самым блестящим адвокатом всех времен? Даже сегодня такие переоцененные ораторы, как Красс Оратор и старый Муций Сцевола Авгур, признают, что в риторике ему не было равных, он блестяще владел всеми приемами. А возьми его литературное наследие! Великолепно! Мой дед был образованнейшим человеком; латынь, на которой он изъяснялся и писал, была столь безупречна, что он обходился без черновиков.