Колин Маккалоу - Битва за Рим

При звуке этого имени Суллу передернуло, и он почувствовал, как его щеки заливает краска. Ее отец, покойный старший брат Свина! Что сейчас с Далматикой? Как поступил с ней Скавр? Со дня визита старика Сулла ни разу ее не видел. Ходили слухи, что Скавр вообще запретил ей выходить из дому.

– Между прочим, – заметил Сулла, – я слышал из одного надежного источника, что Свиненок скоро заключит весьма выгодный брак.

Поток воспоминаний тут же оборвался.

– А я ничего такого не слышал! – проговорил несколько обескураженный Рутилий Руф – а он-то считал свои источники самыми надежными.

– И тем не менее это истинная правда, Публий Рутилий.

– Так просвети меня!

Сулла положил в рот миндальный орешек и, прежде чем заговорить, некоторое время жевал.

– Славное вино, Гай Марий, – одобрил он, наполняя свой кубок из кувшина, который слуги, уходя, поставили рядом с гостем. Потом он не спеша разбавил вино водой.

– О, не томи его, Луций Корнелий! – взмолился Марий. – Публий Рутилий – самый заядлый сплетник в сенате.

– С этим я готов согласиться. Будь иначе, мы не получали бы в Африке и Галлии столь увлекательных писем, – улыбнулся Сулла.

– Кто она? – вскричал Рутилий Руф, не желая менять тему.

– Лициния-младшая, дочь нашего претора по делам римских граждан Луция Лициния Красса Оратора собственной персоной.

– Да ты смеешься! – отпрянул Рутилий Руф.

– Вовсе нет.

– Но она совсем ребенок!

– Я слышал, что накануне свадьбы ей как раз стукнет шестнадцать.

– Чудовищно! – промычал Марий, сводя брови.

– О, этому нет оправдания! – искренне опечалился Рутилий Руф. – Восемнадцать – вот подходящий возраст для замужества, и ни днем раньше! Мы – римляне, а не восточные дикари, лакомые до малолетних девчонок!

– В конце концов, самому Свиненку немногим больше тридцати, – отмахнулся Сулла. – Что тогда сказать о жене Скавра?

– Чем меньше говорить об этом, тем лучше! – отрезал Публий Рутилий, беря себя в руки. – Заметьте, Красс Оратор заслуживает всяческого восхищения. В этой семейке нет недостатка в деньгах, однако он все равно отлично пристроил своих дочек. Старшая – за Сципионом Назикой, ни больше ни меньше, а младшую теперь выдают за Свиненка, единственного сына и наследника. Я склонен скорее пожалеть Лицинию-старшую: надо же, выйти в семнадцать лет за такого грубияна, как Сципион Назика! Представляете, она уже беременна!

Марий хлопнул в ладоши, подзывая слугу:

– Отправляйтесь-ка вы по домам, друзья! Раз беседа превращается в бабьи сплетни, значит все прочие темы уже исчерпаны. «Беременна»! Твое место – с женщинами в детской, Публий Рутилий!

Все гости явились к Марию на ужин с детьми, и все дети уже спали, когда компания разошлась. Одному Марию-младшему не надо было никуда отправляться; остальных родителям пришлось увозить домой. На лужайке стояли просторные паланкины: один – для детей Суллы, Корнелии Суллы и Суллы-младшего, другой – для троих детей Аврелии, Юлии-старшей (по прозвищу Лия), Юлии-младшей (по прозвищу Ю-ю) и Цезаря-младшего. Пока взрослые негромко переговаривались в атрии, слуги осторожно переносили спящих детей в паланкины.

Мужчина, хлопотавший над Цезарем-младшим, сначала показался Юлии незнакомым, но затем она порывисто ухватила Аврелию за руку и с ужасом выдохнула:

– Это же Луций Декумий!

– Он самый, – удивленно ответила Аврелия.

– Как ты можешь, Аврелия!

– Глупости, Юлия! Для меня Луций Декумий – надежная опора. Как тебе известно, путь к моей инсуле мало напоминает прогулку по респектабельным кварталам. Я уже семь лет хожу среди притонов воров, разбойников – словом, разного сброда! Мне нечасто доводится выбираться из дому, но, когда это случается, Луций Декумий и двое его братьев всегда провожают меня обратно. Между прочим, Цезарь-младший спит очень чутко. Но если с ним Луций Декумий, он никогда не просыпается.

– Двое братьев? – ужаснулась Юлия. – Ты хочешь сказать, что держишь таких слуг?

– Нет! – досадливо ответила Аврелия. – Я говорю о его товарищах из братства перекрестка. – У Аврелии вдруг испортилось настроение. – Сама не знаю, зачем я хожу на эти семейные обеды, хоть и изредка! И почему ты никак не поймешь, что я прекрасно со всем справляюсь и надо мной вовсе не нужно причитать?

Юлия не вымолвила больше ни единого слова, пока они с Гаем Марием не улеглись, предварительно отдав все распоряжения, отпустив слуг, заперев наружные двери и воздав должное божествам, покровительствующим любому римскому дому: Весте – богине домашнего очага, Пенатам – ведающим припасами и Ларам – охраняющим семью.