Валерий Замыслов - Чертово яблоко (Сказание о «картофельном» бунте)

Обычно сельские вести стрелой летят. Не успел Акинфий и заступом шаркнуть, как приказчик Митрий Головкин с тремя холопами нагрянул. Узколобый, горбоносый, черная борода с проседью; глаза насмешливые, малиновый кафтан нараспашку.

— Быстро же тебя, Акишка, с царевой службы турнули. Где уж такому обалдую подле государя ходить?

— Кланяйся! — закричали холопы.

Акинфий выпрямил спину, но лишь слегка головой мотнул.

— Нет, ты глянь на эту рвань лапотную, — взбеленился Головкин. — В ноги пади, Акишка!

— Шел бы ты отсюда, приказчик, — хмуро произнес Акинфий.

— Что-о-о? — и вовсе закипел Головкин. — Ах ты, голь перекатная!

Тугая ременная плетка прошлась по спине бывшего страдника [10] Страдник — так звали крестьян в Феодальной Руси. . Головкин замахнулся в другой раз, но Акинфий выхватил из его рук плеть, переломил кнутовище надвое и бросил его в бурьян.

У приказчика и холопов от такого дерзкого поступка лица вытянулись по седьмую пуговицу.

— Взять его! Связать! — заорал Головкин.

Акинфий поднял заступ. Холопы заробели: этот медведь и ухайдакать может.

— Бунт! Филька! Беги за ружьем. Кишки выпущу. Проворь!

— Охолонь, приказчик. Пройдем в избу, грамотку тебе покажу.

— Это какую еще грамотку? — зло и хрипло переспросил Головкин. — Ты чего мне дурь вякаешь?

Акинфий молча вернулся в избу, а затем сунул под нос Головкину грамоту князя Шереметева. Тот развернул небольшой по длине свиток, и чем больше он в него углублялся, тем ошарашенней становилось его лицо. Вот так грамотка! Князю Борису Петровичу Шереметеву поручено самим царем наиважнейшее дело, а его подручникам, в том числе и волонтеру государевой роты Акинфию Грачеву, помех не чинить, будь то князь, боярин, воевода или лицо из детей боярских [11] Дети боярские — мелкопоместные дворяне. , всячески способствовать его особо важной для царства Российского работе, а кто помеху учинит, тому быть в царской опале как государеву преступнику.

У Митрия Головкина нижняя губа затряслась. Вот тебе и Акишка Грачев! И за какие такие заслуги наделен такой страховидной грамотой?

— Ты это… Акинфий, какое-такое важное государево дело должон свершить?

Голос Головкина стал примирительным.

Акинфий высыпал из котомки десять клубней.

— Что эко-то?

— Заморский овощ. Картофель. Посажу вместо репы. Каждый плод должен дать до десятка новых клубней. Ближе к осени соберу бадью. Более крупные плоды пущу на еду, а что помельче, опять посажу вместо репы. Так и буду множить, покуда не займу сей картошкой часть огорода. Тут и ячменя, и гречи поубавлю, а коль дело пойдет, то и вместо ржи посею. Рожь-то в худые годы и вовсе родит сам-один, кот наплакал.

Холопы, выслушав Акишку, рты разинули, а Митрий Головкин, забыв о грозной грамоте, покрутил по виску узловатым пальцем.

— Да ты что, милок, умом тронулся? Где это видано, чтобы замест репы и хлеба заморскую дрянь в землю совали?! Да то пагуба всему государству Московскому! Хочешь, чтоб весь народ вымер? Да твоя куртошка — вторая черная смерть! Не вздумай землю мордовать! Не позволю!

Спокойно выслушав Головкина, Акинфий собрал клубни в котомку и невозмутимо молвил:

— Выходит, не позволишь Митрий Фомич? Ты — приказчик, а посему тебе видней, а мне к князю Шереметеву в Тайную канцелярию ехать. Будь здоров! Пойду в волонтерский мундир облачусь.

— Погодь, погодь, Акинфий, — опамятовался Головкин, вприпрыжку догоняя высоченного, спорого на ногу Акинфия. — Дело-то необычное, вот и полезли в башку всякие дурные мысли… Ты, это, Акинфий, сажай свою заморскую замухрень. Царю-то батюшке видней. Мы-то, пустоголовые, всё по старинушке разумеем, а ко всяким новинам как черт ладана чураемся. Управляй свое дело, Акинфий. Помех чинить не буду, а коль в чем нужда приспичит, завсегда помогу.

Слух о неведомом заморском овоще всколыхнул весь Ростовский уезд. Как-то в огород Акинфия нагрянул сам воевода (Митрий Головкин, разумеется, уведомил градоначальника о «грозной» грамоте, а посему Семен Туренин, на два года поставленный в ростовские воеводы, был с Акинфием снисходительно-почтителен.

— Ну, и где твой иноземный овощ, волонтер?

— Пока в земле силу набирает, воевода.

— И долго ждать?

— Почитай, к августу.

— И не диво. На Руси всё к августу поспевает. Как плод будет готов, привези мне на смотрины. Всем приказным и городовым людям покажу сие диковинное творенье, кое создано по высочайшему указу.