Валерий Замыслов - Иван Болотников. Книга третья «Огнем и мечом»

— А пошто, Иван Исаевич? В миру жить горько. Бояре и дворяне терзают народ. Всюду нужда, неправды и оковы. Лихо в миру, постыло. Хоть и солнышко светит, а на душе черные потемки. Как был человек мытарем, так им и помрет. Простолюдин рожден на муки, не видать ему счастья.

— Ну нет, старче, не чую в словах твоих истины. Мытарь боле неправды терпеть не хочет. Разорвет он оковы, непременно разорвет! И того уже ждать недолго. Выйдет из тьмы вековечной народ. Ныне он дерзкий, богатырскую силу в себе почуял. Ты тут сидишь как крот и не ведаешь, как мужик по всей Руси кабальников бьет.

— Ведаю, ведаю, Иван Исаевич. Слух о рати твоей и в темницы проник. Вот почему и захотелось перед смертным часом в твои очи глянуть. Ныне можно и умирать покойно… С просьбой к тебе, добрый муж. Вели своим людям вынести меня на башню. Да чтоб на самую высь, дабы белый свет окрест окинуть.

— Добро, старче, — Иван Исаевич поднял узника на руки и понес из подземелья. Глаза старца были закрыты. По узким каменным ступенькам Болотников поднял Ивана Небника на дозорную башню, молвил:

— Полюбуйся миром, отец.

Тишь, кроткая задумчивая тишь. По неохватному синему небу плывет жаркое золотое солнце. За Упои ярко зеленеет высокий, спелый, вековечный бор. Искрится на солнце ясная, хрустально-светлая река; воздух чистый, упоительно-пряный.

Старец широко распахнул глаза, зажмурился, и вновь распахнул. Ахнул:

— Господи!.. Да то ж райское видение. Господи! — по впалым иссохшим щекам потекли сладостные неудержимые слезы. Старец с трудом стоял на ногах, голова его мелко тряслась.

— Господи! За что наказуешь, господи?! — с мучительной скорбью простонал он и, скользнув по камням слабыми сморщенными ладонями, повалился на пол.

— Что с тобой? — наклонился над узником Иван Исаевич.

— Вновь тьма в очах. Никак, ослеп… Отнеси меня к стене, сынок. На стене хочу постоять.

Болотников отнес.

— Подними меня, Иван Исаевич… А теперь прощай. Дай тебе бог никогда не видеть тьмы.

Старец перекинулся через стену и полетел вниз, развернув крыльями руки.

— Почему не задержал? — спросил Юшка.

— Зачем? — резко, отчужденно бросил Болотников и загадочно отрешенный шагнул в сводчатый проем башни.

Тула была осаждена со всех сторон.

Большой, Передовой и Сторожевой полки стояли под острогом на левом берегу Упы. Здесь же стоял и Рязанский «прибылой» полк под началом воевод Бориса Лыкова, Федора Булгакова и Прокофия Ляпунова. На правом берегу Упы, по Каширской дороге, на Червленой горе, около реки Тулицы разместился Каширский полк князя Андрея Голицына. Подле него «стояли Казанского царства и Казанских городов и пригородков мурзы, и татаровя, и чуваша, и черемиса, многие люди, и романовские и арзамаские князи и мурзы, и служилые татаровя, а воевода с татары был князь Петр Арасланович Урусов». Царь Василий с «дворовыми» полками разместился на реке Воронье.

По обоим берегам Упы был размещен и Большой государев наряд. Пушки находились за турами напротив Крапивенских ворот и со стороны Каширской дороги, что позволяло простреливать Тулу с двух сторон.

Тулу обложила огромная стотысячная рать. Повольников же было впятеро меньше. Царь Шуйский норовил взять Тулу с ходу, но осажденные дали такой сокрушительный отпор, что Василий Иваныч пришел в ужас. В первый же день погибло свыше пяти тысяч дворян. Болотников и Муромец и не помышляли отсиживаться за каменными стенами. «Из Тулы вылазки были на все стороны, на всякий день по трижды и по четырежды, а все выходили пешие люди с огненным боем, и многих московских людей ранили и побивали».

Шуйский диву дивился: и как это воры не боятся выходить на такую великую рать! Дерзок же Ивашка. Сколь же силы и воли в этом холопе! Кажись, его ничем не устрашишь.

Опасаясь подмоги со стороны мятежных городов и помятуя неудачу под Калугой, царь Василий решил отсечь Тулу от воровских уездов. Вскоре были взяты Белев, Болхов, Лихвин, Дедилов, Крапивна, Одоев… Тула напрочь была отрезана от Северских и Украйных городов.

Шуйский довольно потирал ладоши: теперь-то уж Болотникову долго не продержаться. Шишь ему воровские рати! И кормовых запасов не будет. Басурман напущу.

И вновь «по повеленью царя Василия, татарам и черемисе велено Украинные и Северских городов уездов всяких людей воевать, и в полон имать и живот их грабить за их измену, и за воровство, что они воровали, против Московского государства и царя Васильевых людей побивали».