Иван Арсентьев - Буян

Но Шестипалый уже посеял зерно сомнения. Неразбериха выкриков, бестолковая брань. Сбитая с панталыку толпа с угрюмой недоверчивостью смотрела на оратора. Крупные черты лица, коренастая фигура, добродушно-суровый взгляд. Никому и в голову не пришло, что этот простоватый на вид, похожий на подмастерья парень, Заводской — бесстрашный, непоколебимый революционер Никифор Вилонов, доверенное лицо Ульянова-Ленина, большевик, насидевшийся в тюрьмах. Но чего уж говорить о буйной волжской голытьбе — не многие в то время слышали в Самаре имя Ленина!

В городе и губернии и так не густо было социал-демократов, а после провалов и арестов в 1904 году стало и того меньше. К нынешней весне в организации насчитывалось всего полсотни рабочих да некоторое количество руководящих социал-демократов. А революция меж тем разрасталась, одна за другой вспыхивали стихийные забастовки, требовалось четкое и твердое руководство политической борьбой просыпающихся рабочих, которых в мещанской Самаре было тринадцать тысяч на девяносто шесть тысяч жителей. В эти тринадцать тысяч полупролетариев входила и разболтанная неустойчивая масса волжских крючников и галахов — страшная сила, которую могли использовать заправилы черносотенцев против революционных рабочих. Надо было оторвать эту силу, организовать для сознательной политической борьбы. А попробуй организуй буйную стихию!

И Вилонов взялся за это нелегкое дело.

— Какой там еще порядок хочешь ты нам всучить? — орали задиристо в сотню хриплых голосов. — Калякай рысью, неча!

— А порядок такой, чтобы не получилось — кто в лес, кто по дрова… Объединяться нужно, граждане! У железнодорожных рабочих свой союз, у пекарей — свой, у приказчиков — тоже, даже прачки организовались, а вы разве не рабочие люди? Бастовать, так бастовать всем! Чтоб не было среди нас иуд-предателей.

По толпе, пробежал угрожающий ропот. Вилонов продолжал с суровой страстностью, отрывисто и убежденно:

— Требования свои изложить. Точно, на бумаге. И послать с выборными.

— А кто нам фити-мити платить будет?

— Что жрать станем при забастовке? И так всю зиму голодали!

— Может, шельма Шихобалов аль Челышев ссуду дадут?

— Ха-ха! Дадут! Разевай хайло шире!

— Учредите собственную кассу, как это делают заводские рабочие. Сложитесь.

— А что? Верно, братцы! Не пойдем в кабалу к подрядчикам, гроб их жизни! — заорал шальным голосом горбатый крючник.

— Не трусь, народ крещеный, чеши во весь дух напропалую!

— А не уступят — пустить красного петуха всей Самаре! Бей подрядчиков! — лютовал Шестипалый.

Толпа хищновато подобралась, зашевелилась, озираясь. Подрядчиков поблизости не нашлось. Вилонов, видя упорные старания Шестипалого перебулгачить всех, нахмурился, показал на него с досадой пальцем:

— Тебе, видать, хочется Россию «подремонтировать»… А ее надобно заново строить. Заново. Понял? Только прежде место расчистить от старой рухляди. — И, повернувшись к голытьбе: — Первым делом изберите делегацию и казначея.

— Какого еще казначея? На кой он нам сдался, казначей твой? Вшей считать за пазухой у Васьки Косорылого?

Вилонов посмотрел вдаль на синеющие, повитые весенней дымкой Жигулевские Ворота, заключил твердо:

— Деньги будут. Выжмем из господ купцов.

— А не врешь?

— Не вру. Соберем и у населения, и комитет посодействует.

— Смотри, а то споймаем…

— Ладно. Кто имеет кого в делегаты?

— Пиши Балабана, слышь, старшего. Он речистый, всех купцов переговорит…

— Шестипалого давай! Чать, из духовного звания — три церкви обокрал, ги-ги!..

— Барышника вставь, пока штаны не пропил!

— Ваську, стало быть, Косорылого!

— Тоську тож!

Всяк, кого выкрикивали, проталкивался сквозь растущую толпу, лез в середину. Вставали в ряд, оглядывая один другого, будто впервые увидели, тускло улыбались.

Вилонов составил петицию биржевому правлению. Предъявлялись два требования: поденный найм без подрядчиков с оплатой не менее полутора рублей в день и организация общественных работ для безработных.

«Крещеный народ» угомонился, поутих, перестал обкладывать люто один другого. Выкрикнув делегатов, не мешкая, перешли к казначею. Опять толпа встрепенулась, сердито забурлила, ощерилась. Посыпалась бестолковая перебранка:

— На черта нам казначей?

— А бастовать-то как без казначея!

— Пошел он к такой матери, казначей твой!

— Слышь, мил человек! Как тебя там, Заводской! Послушай меня, назначь-ка лучше кого-нибудь из своих, чтоб подальше от греха, ей богу! — завопил умоляюще какой-то засаленный старичина.