Иван Арсентьев: Буян

Две сложные задачи стояли перед И. Арсентьевым. Во-первых, необходимо было избежать унылой неодушевленной фактографии, которую можно оценить лишь как неумение овладеть материалом. Строя свою художественную концепцию на конкретных единичных фактах, писатель не может, не имеет права слепо следовать за ними, толковать факты как единственную, наперед заданную реальность. Необходимо создать систему фактов, которая реализуется в образной системе, и дать им конкретно-историческую оценку.

Но с другой стороны, эта оценка должна быть крупномасштабной, прослеживать, в основном, историческую перспективу, относиться к узловым моментам романа и на их основе выводиться. Многие же частные факты, без которых художественное исследование жизни просто немыслимо, могут быть поняты и поставлены в связь с другими лишь в сугубо конкретном освещении, и это не противоречит принципу историзма, а лишь подчеркивает, дополняет его.

От успешного решения двух этих задач зависит общая концепция романа. Первая русская революция, ставшая «репетицией» Великого Октября, потерпела временное поражение в силу ряда причин, среди которых не последнее место занимала слабая связь рабочего движения с крестьянским и неорганизованность самого крестьянства. В. И. Ленин говорил в «Докладе о революции 1905 года»: «Крестьянское движение осенью 1905 года достигло еще больших размеров. Больше третиуездов во всей стране было тогда охвачено так называемыми «крестьянскими беспорядками» и настоящими крестьянскими восстаниями. Крестьяне сожгли до 2 тысяч усадеб и распределили между собой жизненные средства, награбленные дворянскими хищниками у народа.

К сожалению, эта работа была слишком мало основательна! К сожалению, крестьяне уничтожили тогда только пятнадцатую долю общего количества дворянских усадеб, только пятнадцатую часть того, что они должны были уничтожить, чтобы до конца стереть с лица русской земли позор феодального крупного землевладения. К сожалению, крестьяне действовали слишком распыленно, неорганизованно, недостаточно наступательно, и в этом заключается одна из коренных причин поражения революции» [2] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 322. .

Наше время, принеся в литературу нового героя, принесло и новые понятия об историческом оптимизме. Оптимистическое звучание советской литературы глубоко противоположно дешевому бодрячеству, имеющему своей основой невнимательное, неглубокое проникновение в суть жизненных явлений. Недаром в социалистическую эстетику прочно вошло понятие «оптимистической трагедии», понятие, которое выражает и глубину диалектических противоречий жизни, и направленность диалектики как «учения о развитии» — верную историческую перспективу. В этом смысле роман И. Арсентьева «Буян» из повествования о поражении революционного движения, о гибели крестьянской республики и ее вожаков становится взволнованным рассказом о том, как сквозь трудности и трагедии пробивала дорогу народная вера в разум, народная решимость отдать свою жизнь за торжество нового мира. Великих жертв стоила эта борьба; Буянская республика была подавлена через две недели после своего возникновения, руководители ее сосланы, кое-кто разочаровался в революции и не ждет от нее больше ничего, кроме ужасов расправы царизма с восставшим народом. Но семена новой жизни уже посеяны, им не суждено зачахнуть, и в этом нас убеждает правда истории, нашедшая отражение в романе «Буян». В 1906 году, когда революция пошла уже на убыль, продолжают полыхать по России дворянские гнезда; крестьяне не запуганы, они только начинают ощущать свою силу и все решительнее поднимаются на борьбу с угнетателями. Яркий пример тому — описанные в романе события в селе Матвеевском, где крестьяне используют методы рабочего движения: стачку, бойкот и даже переходят к вооруженному столкновению с полицией.

«Матвеевское дело» занимает в романе особое и, на наш взгляд, важное место. Ведь если в Старом Буяне заметную роль играли социал-демократы и тесно с ними связанные полупролетарии из Царевщины, то «темные, забитые, нищие» матвеевские мужики до известной степени самостоятельны в своих действиях. А действия эти лежат в русле всенародного революционного подъема.

Оптимистический пафос романа, конечно, не только в этом. Основу его составляют характеры революционеров — истинных героев произведения И. Арсентьева, которым писатель отдает свои симпатии, вокруг которых концентрируются все остальные персонажи «Буяна». Основное место среди них занимают исторические лица, жившие и проводившие революционную работу в Самаре и в Самарской губернии: Александр Коростелев, Александр Кузнецов, Никифор Вилонов, Александр Буянов, Лаврентий Щибраев, Антип Князев, Порфирий Солдатов и многие другие. Основной идейный упор романа приходится на большевиков, и это вполне естественно, ибо они возглавляли революцию, они вынесли на своих плечах всю тяжесть ее поражения. Одни из большевиков появляются в романе эпизодически, другие, как Коростелев и Кузнецов, проходят через все повествование. Это связано не с тем, конечно, что писатель отводит кому-то из них более почетное место в списке борцов революции. Дело скорее в том, что в центре внимания И. Арсентьева все-таки Буянская республика, и детальная разработка образов многих большевиков, революционеров-профессионалов привела бы к тому, что роман перерос бы свои рамки. Это не входило в задачу автора. Характеристика самарской социал-демократии — предмет самостоятельного художественного исследования, и Арсентьев пошел, пожалуй, наиболее правильным путем, когда вместо сквозного, через весь роман проходящего образа дал обобщенный собирательный образ большевика, черты которого мы находим в Коростелеве, Кузнецове, а также в коротких, но выразительных зарисовках Буянова, Вилонова, Воеводина и некоторых других персонажей. Такой путь создания образа героя мы назвали правильным прежде всего потому, что он отвечает задаче и композиции романа. А во-вторых — и это, очевидно, главное, — такая «собирательность» рисует большевиков как силу коллективную, крепко спаянную, в сплочении, в единстве своих рядов находящую основу для революционной работы. Недаром же большевики противопоставлены и неприкаянному одиночке Евдокиму Шершневу, и резко сатирически индивидуализированным образам эсеров-максималистов, и живущим всяк в своей клетушке обывателям типа Калерии, Надюши и иже с ними.