Ирвин Ялом - Проблема Спинозы [litres]

– Видишь ли, – Франку схватил Бенто за руку, – вот именно в этом между нами есть фундаментальное различие! Я не согласен с тем, что все чувства должны быть подчинены логике. Есть некоторые чувства, которые заслуживают равного статуса с рассудком. Возьми, к примеру, ностальгию. Когда я веду моление, я соединяюсь со своим прошлым, с отцом и дедом и – да, Бенто, осмелюсь сказать, я думаю о своих предках, которые на протяжении 2000 лет произносили те же строки, распевали те же молитвы, пели те же мелодии. В такие моменты я теряю чувство собственной значимости, свою отчужденность и становлюсь частью, очень маленькой частью нерушимого потока общности. Эта мысль дарит мне нечто бесценное… как описать это?.. сопричастие, единение с другими, которое невероятно утешительно для души. Мне это необходимо. Полагаю, это необходимо всем.

– Но, Франку, какой прок в этих чувствах? В чем преимущество того, чтобы удаляться от истинного понимания? От истинного познания Бога?

– Преимущество? А как насчет выживания? Разве люди не всегда жили в той или иной форме общины, пусть даже это просто семья, род? Как еще мы могли бы выжить? Ты вообще не испытываешь никакой радости от общности? Никакого чувства принадлежности к группе?

Бенто начал было качать головой, но тут же перестал.

– Я ощутил это, что достаточно странно, за день до нашей предыдущей встречи. По дороге в Амстердам я увидел группу евреев-ашкенази, которые совершали церемонию Ташлих. Я плыл на трекскойте, но тут же сошел с него и пошел им навстречу. Со мной поздоровалась пожилая женщина по имени Рифка и подарила мне кусок хлеба. Не знаю почему, но ее имя застряло в моей памяти. Вместо того чтобы бросить Рифкин хлеб в воду, я съел его. Медленно, по крошке. И это было необыкновенно приятно… Правда, потом, когда я снова двинулся в путь, мое ностальгическое чувство ослабело. Все это впечатление было лишним напоминанием о том, что херем подействовал на меня сильнее, чем я думал. А теперь наконец боль от изгнания угасла, и я не ощущаю никакой, совершенно никакой потребности погружаться в общину.

– Но, Бенто, объясни мне, как ты можешь жить в таком одиночестве? Ты же по природе не холодный, не отстраненный человек! Я уверен в этом, потому что каждый раз, как мы бываем вместе, я чувствую очень сильную связь между нами, с твоей стороны не меньше, чем с моей. Я знаю, что между нами существует любовь.

– Да, я тоже ощущаю эту любовь и всем сердцем дорожу ею, – Бенто вгляделся в глаза Франку – всего на миг, а потом отвел взгляд. – Одиночество… Ты спрашиваешь о моем одиночестве. Бывают моменты, когда я от него страдаю. И так сожалею, что не могу поделиться своими идеями с тобой! Когда я пытаюсь прояснить свои мысли, я нередко представляю, как мы вместе их обсуждаем.

– Бенто, кто знает – может быть, это наш последний шанс… Пожалуйста, давай поговорим о них сейчас. По крайней мере, расскажи мне о главных направлениях, в которых ты ведешь поиски.

– Да, я тоже этого хочу, но с чего начать? Начну со своей собственной отправной точки: что я такое? Что есть моя суть, моя сущность? Что делает меня тем, что я есть? Что следует из того, что я такой-то человек, а не какой-нибудь другой? Когда я думаю о бытии, фундаментальная истина кажется очевидной: я, как и всякая живая тварь, стремлюсь сохранить собственное бытие. Я бы сказал, что этот conatus , желание продолжать жить и развиваться, является движущей силой всей деятельности человека.

– Итак, ты начинаешь с одиночного индивидуума, а не с противоположного полюса – с общины, которую я считаю высшей сущностью?

– Но я не представляю себе человека как существо одинокое! Просто у меня иное представление об идее связи. Я ищу радостного переживания, которое исходит не столько из единения, сколько из утраты отчужденности.

Франку озадаченно покачал головой.

– Ну вот, ты еще только начал, а я уже запутался. Разве единение и утрата отчужденности – не одно и то же?

– Между ними есть тонкое, но важнейшее различие. Позволь, я поясню. Как ты знаешь, в самом основании моего подхода лежит идея о том, что благодаря одному только рассудку мы можем отчасти понять сущность Природы или Бога. Я говорю «отчасти», потому что истинное бытие Божие есть тайна, выходящая далеко за пределы мышления. Бог бесконечен, а поскольку мы – создания конечные, наше ви́дение ограничено. Я ясно выражаюсь?

– Пока да.

– Таким образом, – продолжал Бенто, – чтобы усилить свое понимание, мы должны пытаться рассматривать этот мир sub specie aeternalis – с точки зрения вечности. Иными словами, мы должны преодолевать препятствия на пути к познанию, которые происходят от нашей привязанности к собственному «я»… – Бенто сделал паузу. – Франку, у тебя ошарашенный вид.