Иван Катавасов - Блаженство по Августину

В противоположность мнению многих, согласных с тем, будто бы растительность на лице украшает мужей, бороды и усов грамматик и ритор Аврелий Патрик Августин смолоду никогда не носил. Уж очень он не желал уподобляться жрецам-служителям нечестивых демонов или походить на языческих бродячих бородачей-софистов, услужающих вкусам невежественной черни и тешащих тех же нечистых бесов бесплодного умствования. Обыкновенно во время бритья он с усмешкой припоминал ироничную реплику умнейшего и образованнейшего афинского иудея Ирода Аттика, говорят, видевшего ой много этаких философских бород и плащей, но философов, к сожалению, в таком неопрятном виде и образе не приметившего.

На сeлле рядом с лабрумом для гостя лежали приготовленные две образцово острые бронзовые бритвы, полированного серебра зеркальце и стеклянные бутылочки с благовонными маслами и притираниями для бритья. Только один раз порезавшись, — всегдашним несчастьем в злосчастной ямке на подбородке, — Аврелий отбрился от жесткой черно-белой пегой щетины. До вечера довольно, а там можно снова воспользоваться сельским комфортом виллы Дилекта.

Ее предержащий владелец кесарь и август Востока Теодосий Секундус вряд ли когда-нибудь здесь лично появится. Разве только ему придется спасаться в Африке от какого-нибудь узурпатора. Но это едва ли, правление внука Теодосия Магнума, подарившего ему этот богатейший и обширнейший сальтус в Нумидии, обещает быть твердым и долгим. Ибо римская цивилизация в Константинополе держится сильнее и крепче, нежели в самом Вечном Риме, куда нынешний кесарь и август Запада Гонорий и носа не кажет, водворившись на постоянное местопребывание средь мокрых болот в хорошо защищенной Равенне…

Аврелий заклеил порез смолистым листиком какого-то бальзамового дерева; насухо и до красноты обтерся грубой холщовой простыней, причесался частым деревянным гребнем, взял со скамьи свежую аккуратно сложенную интерулу и принялся неспешно одеваться, шнуроваться в кожу с ног до головы. Затем он степенно воротился в кубикулум, где достал из платяной ниши, снял с распялки багряную епископскую мантию, за ночь достаточно отвисевшуюся, разгладившуюся и принявшую подобающий вид священнического облачения. Не торопясь облачился, водрузил на голову искусно уложенную красную пастырскую митру-повязку.

За оконными ставнями, смотрящими в атрий, столь же неторопливо занималась, разгоралась розовоперстая заря, и наставал светлый Божий день.

Епископ отодвинул ставни, преклонил колена по направлению к посветлевшему востоку над кровлями высоких строений кесаревой виллы и трижды вслух прочел «Отче наш». Сначала по-латыни на материнском языке, вослед на греческом койне и завершил утреннее моление о ниспослании милости Всевышнего сиро-халдейским словом, каковое впервые предстало плотью, полное истины и благодати. Ведь именно посредством этого наречия Мессия прежде всего обратился с евангельскими словами истинной веры к родным и ближним, дальним и присным, а грядущим обетовав вечное царство славнейшего Града Божия, наслаждающегося бессмертно лицезрением Бога.

Не вставая с колен, епископ Аврелий единоперстно осенил крестным знамением небольшой ковчежец с частицей мощей Святого Стефана и погрузился в Иисусову молитву, соответственно обряду праведных мужей Востока. Тем самым он собирался с духовными силами, готовясь достойно и благочестиво жить, действовать, мыслить от рассвета до заката по воле Божией и собственным предположениям. Во имя Иисуса милосердного также молился в то утро смиреннейший раб рабов Божиих Аврелий Августин.

Обретя необходимое расположение духа, епископ подхватил посох, с благоговением поднял дорожный ковчежец-реликварий и вышел в просторный открытый атрий-перистиль, украшенный мраморным изящными колоннами с юга и севера, центральным бассейном-имплювием и бессчетным количеством растений в глазурованных горшках. Парадную хозяйскую нишу-таблин рачительный вилик расположил у западной стены, а за низким парапетом в глубоком восточном таблине устроил настоящий церковный алтарь, воздвиг немалый крест с терновым венцом в ознаменование крестных мук Спасителя, распорядился возжечь светильник, установил даже картибул с дорогим стеклянным блюдом для воскурения фимиама.

В истовой набожности вилика Каркиона епископ Аврелий глубоко сомневался. Поскольку для лицемерного грека случись что не составит никаких угрызений совести заменить крест из атласского кедра на каменного истукана какого-нибудь языческого демона или демоницы. Наверняка что-нибудь эдакое сокрыл с глаз долой в секретном подземелье. Подобно тому нынче прячут поселяне старых кумиров, идолов, ларов, пенатов, частенько зарывая их под порогом. Если дорвется до империума какой там ни будь безбожный кесарь навроде проклятого Юлиана Апостата, язычники по-фарисейски тут же выставят старые государственные бесовские изображения всем на обозрение.