Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

За спиной у Лейлы Ездра нетерпеливо заметил:

— Истина и в том, учитель, что у тебя всю ночь болел живот.

— Боль в животе тут ни при чем, — чуть более резким тоном возразил учитель Барух. — С болью в животе ты рождаешься и с ней живешь дальше. Что до меня, то живот у меня болит уже около ста лет. Но печаль, которая превращает мою кровь в воду и сокращает дни моей жизни, в том, что мне никогда не увидеть Иерусалим восставшим от своего позора. Я умру, а город, избранный Яхве, так и пребудет распахнутым перед врагом и оставленным ему на откуп. Знать, что аммонитяне и азотяне пляшут на руинах Храма, — вот в чем моя болезнь, голубка. Вот та кара, которую наложил на меня Предвечный.

Лейла нахмурилась и запротестовала:

— Почему вы так говорите, учитель Барух? Эти беды закончились. Уже давно Неемия заново возвел Храм, и Иерусалим живет по законам Яхве! Вы же сами нам об этом рассказали, Ездре и мне, когда пришли к нам.

Старик вскинул ладони жестом отчаянного протеста, будто его пронзила острая боль.

— Забудь те наивные слова, дочь моя! Не отягощай моей вины перед Предвечным.

Лейла в недоумении обернулась к Ездре.

— Значит, ты не слышала новости, — мрачно сказал Ездра. — Ничего удивительного! В доме дяди Мардохея это мало кого заботит.

Лейла почувствовала тревожный холодок и невольно подумала о табличке Антиноя.

— Какой новости? — спросила она.

— Неемия, сын Гакалии, умер около пяти лет назад. Он потерпел крах.

— О!

Ее облегчение не ускользнуло от Ездры. Она почувствовала, что краснеет.

Голос учителя Баруха зазвучал громче, обретая силу и ясность:

— Яхве сказал Моисею: «Когда же обратитесь ко Мне и будете хранить заповеди Мои и исполнять их, то даже будь вы изгнаны на край земли, и оттуда соберу вас и приведу вас на место, которое избрал Я, чтобы водворить там имя Мое». Вот какие слова повторял в душе Неемия, сын Гакалии, когда покидал Цитадель Суз. И эти слова мы должны хранить в наших сердцах.

Указательный палец старика уперся в грудь Лейлы. В его светлых глазах больше не осталось ни улыбки, ни иронии, они выражали лишь твердость и клокочущий гнев.

— И вот прошло пятьдесят четыре года с тех пор, как Неемия отправился в Иерусалим, чтобы утвердить там волю Яхве. Но утвердил там лишь груду кирпичей.

— На протяжении четырех лет Кир Младший правил в Иудее, — вмешался Ездра. — Из Иерусалима и от Неемии до нас доходили лишь разрозненные слухи. Новости, которые мы получали, не были хорошими, но и плохими их не назовешь. Торговцы, прибывавшие в город Сузы, заверяли, что Кир относился к евреям с такой же благосклонностью, что и его отец и дед. Храм и стены Иерусалима блистали, словно творение мечты. Но это была лишь болтовня караванщиков, одурманенных пальмовым пивом! Вздор, ласкавший слух евреев в изгнании, которые были только рады заглушить укоры совести.

Вытянув руку, Ездра указал на невидимого посетителя во дворе.

— Иные добрались и до нас, спеша поклониться учителю Баруху и заверить его в своей набожности. Мы спрашивали: «Есть ли у вас известия из Иерусалима? Борется ли по-прежнему Неемия против филистимлян, прислужников Манассии, Аммона и сынов Годовых?» — «О, конечно нет! — отвечали они с уверенностью на устах и в умишках. — Неемия заставил уважать Закон Моисея на холмах иудейских и на берегах Иордана! Иерусалим скоро воссияет, как во времена Соломона!» Откуда они знали? Одни получили письмо, других навестил родственник, все что-то где-то слышали!..

Ездра хлопнул себя по бедрам и умолк с язвительной усмешкой. Глаза его сверкали гневом на лице, которое вдруг стало таким прекрасным, что Лейлу охватила дрожь. Да, в моменты таких взрывов никто, даже Антиной, не мог сравниться с ее братом.

Лейла давно знала, каков Ездра в гневе. И всегда в такие моменты не только путалась, но и восхищалась им — настолько Ездра ее завораживал.

Голос его становился мрачным и странно вибрировал в его хрупком, как у женщины, горле. От его голоса дрожал воздух. Слова, произнесенные им, пронзали грудь. Все тело Ездры, казалось, внезапно тяжелело, требуя действий, движений, словно он не мог сдерживать силу своих мускулов. Она молча наблюдала, как он повернулся, подошел к окну, потом к двери, крупными шагами вернулся к кровати и хлопнул руками, будто разгонял стаю бродячих псов.

— Теперь мы знаем правду. В месяц нисан Артаксеркс Новый дал бой своему брату Киру под стенами Вавилона. Кир был убит, и вместе с ним были погребены ложь и слухи. Сегодня правда пересекла пустыню. И она гласит: В Храме сынов Израилевых нет ни стен, ни крыши. А если он и обретет их, то некому будет охранять его. Никто не чтит законов. В Храме меняют деньги, торгуют и занимаются ростовщичеством. Если стены Иерусалима и восстановлены, то в них зияют огромные бреши. Филистимляне, аммонитяне и моавитяне, все враги сынов Израилевых, как бы они ни назывались, вольно разгуливают по Храму. Закон, данный Яхве Моисею, соблюдался, только когда Навуходоносор завоевал Иудею. Он соблюдался только в те шестьдесят лет, пока наши отцы брели в пыли изгнания. Не более чем в те сто пятьдесят лет, что прошли после декрета Кира Великого, который вернул Иерусалим сынам Израиля. Можно подумать, будто мы вернулись во времена, когда люди Исхода плясали перед золотым тельцом у подножья Синая! Вот такая новость, сестра моя. Неемия был полон великих замыслов и доброй воли. Но он потерпел крах.