Николай Спасский - Византиец

Однако еще не поздно было постараться сохранить какие-то фрагменты византийской цивилизации, если нужно, перенеся их на другую почву. Сохранить древневосточный обряд, потому что этот обряд олицетворял собой образ жизни. Сохранить государственный строй, который Н. искренне считал самым совершенным в мире. Сохранить законы, традиции, этикет. Наконец, язык. Иными словами, культуру.

Как это сделать, Н. не знал. Но ему казалось, что союз с латинством только ускорил бы окончательный распад греческой цивилизации, раздавленной турецким ярмом.

Эти сомнения проявлялись в том, что у Н. никак не получалось определить свое место в окружении Виссариона.

В круг кардинала входили самые блистательные умы того времени. И великолепный маркиз Федерико Ди Монтефельтро, и венецианцы Паоло Морозини, Людовико Фоскарини, Веттор Капелло, Кристофоро Моро, и гуманисты Лоренцо Валла, Поджо Браччолини, Помпонио Лето, Платина, и влиятельный конфидант Николая V Джованни Тортелли. Эти люди создавали вокруг Виссариона атмосферу творческого подъема, задора, игры. Попутно ухитряясь до остервенения ссориться между собой.

Кроме того, Виссарион утвердил себя в качестве верховного покровителя всех греков в Италии. Он им патронировал: помогал деньгами, устраивал на работу, защищал.

Но был еще и третий круг — ближний, куда допускались только по одному признаку — личной преданности и беспрекословного повиновения. В него входили довольно пестрые персонажи, включая не всегда кристально чистых. Чаще и теснее Н. соприкасался именно с ближним кругом Виссариона.

По сути, это был двор, причем отнюдь не в миниатюре. Канцлером этого двора в болонские годы считался Никколо Перотти. Он был не намного, на какие-то пять лет старше Н., однако уже располагал немалой реальной властью. Перотти был личным секретарем Виссариона. Более того, по совместительству, благодаря протекции Виссариона, занимал кафедру профессора риторики Болонского университета. Именно в этом качестве Перотти было поручено приветствовать императора Фридриха III, когда тот в 1452 году останавливался в Болонье на пути в Рим.

Н. поддерживал с Перотти внешне вполне почтительные и доброжелательные отношения. Фактически Н. порядком недолюбливал его и завидовал ему. С Перотти — Н. отдавал себе в этом отчет — требовалось постоянно держать себя настороже. Фаворит кардинала мог быть по-серьезному опасен. Н. знал не понаслышке, как молодой Перотти посылал наемных убийц во Флоренцию, чтобы разделаться с семидесятилетним Браччолини, к тому времени назначенным городским канцлером.

Перотти как будто пользовался абсолютным доверием Виссариона. Хотя фактически Виссарион не доверял и не доверялся никому. Тем не менее он порядком полагался на Перотти и по неизбежности открывал ему довольно многое. Виссарион использовал Перотти, выжимал из него все соки, как он умел — когда жесткостью, когда лаской, когда лестью. Но Виссарион и расплачивался: Перотти получил от кардинала больше всяческих благ, чем кто бы то ни было. Перотти довольно беззастенчиво пользовался покровительством Виссариона. Причем, хотя Н. еще не допускался на внутреннюю кухню, ему казалось, что Перотти нередко злоупотребляет своим положением.

Однажды у Н. состоялся с этим человеком любопытный разговор. Это случилось вскоре после того, как Н. перевели из писцов в секретари, и Перотти стал обращаться к нему уже не как к подмастерью, а как к младшему товарищу. Разговор начался безобидно.

Перотти, любивший играть роль декана среди учеников Виссариона, нередко приглашал всех в один трактир неподалеку от университета. За свой счет. Н. подозревал, что Перотти в этом трактире давали хорошую скидку. Там за кубком вина велись взрослые разговоры о большой политике, о теологии, о литературе. Организуя эти посиделки, Перотти одним выстрелом убивал нескольких зайцев. Он не только утверждал свое лидерство, наставлял своих подопечных и аккуратно выведывал их настроения, но и подкреплял свой авторитет человека умного и влиятельного перед собственными студентами, частенько захаживавшими в это заведение.

В тот раз случилось, что они оказались вдвоем в дальнем углу. Кругом никого не было. А может, Перотти специально так организовал, Бог его знает. Разговор, как нередко бывало, возвращался к Флорентийскому Собору. Н. в основном спрашивал, Перотти отвечал. Вдруг старший сказал:

— Виссарион, судя по всему, будет папой. Ты сам-то для себя уже решил, чего будешь просить?