Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

4 ноября 1993

Четверг. Молитва, зарядка, душ.

Спектакль был удачный. И говорила Дорли о венской премьере Ирина С. фон Шлиппе, мама Андрея, а это меняет дело. Она – лицо заинтересованное и внутренне не зритель, а сопереживатель… и ей может казаться всё что угодно.

Звонил в Москву. Глаголин сообщил, что сказал конкретно каждый из наших.

Черниченко Юр.- Вы мародёрствуете, Бог вам не простит этого (что-то в этом духе, но очень здорово, резко и по существу).

Демидова- напомнила Губенко историю с Мейерхольдом и Царевым. – Вы никогда не отмоетесь. И пр.

Борис говорит, наши были подготовлены прекрасно, держались спокойно, уверенно и пр. Странное, Борис говорит, произвел впечатление судья: «Я хочу выслушать творческие планы обеих сторон и пр. Я буду думать». О чем он будет думать?! Вот ведь еще Сократ. Ну, может быть, он соблюдает юридическую этику, норму – не выносит в присутствии решение сразу, хотя оно и очевидно, – а будет советоваться, созваниваться и пр. Кстати, там же был и представитель мин. культуры, который опять же повторил точку министра о неделимости Т. на Таганке. Что еще?! И почему не снимается охрана?! Объясните мне, пожалуйста?! Нет объяснения, кроме надежды на реванш в путче.

Тоняопять стала являться ко мне на «Живаго». Сестра моя, сестра моя, скоро, скоро мы встретимся с тобой.

Встал на сцене на колени перед Беляевым, и он согласился сыграть в «Живом» Федора Иван. И слава Богу. Надо сказать, замечательной души он мужик. И девочка его обожает его, ездит с ним, гуляют, ходят на выставки, обсуждают современных поэтов, девчушка-интеллектуалка, мне нравятся такие экземплярчики.

Снова начал беззастенчивое употребление чеснока. Вонища в номере убийственна будет для видов всех микроб. Послушал, как Ванька Катькин кашляет… нет, думаю, надо Сережку будет заставить закаляться и чеснок кушати.

Пойду сейчас книги вызволять, в аптеку интернациональную за стугероном тещиным и себе за иммуностимуляторами. Господи! Спаси и сохрани.

Книги я вызволил, почему-то одной не досчитался. Купил теще стугерон, но пока одну упаковку. Не оказалось второй. Ну да теперь я умею действовать: я есть русский актер – Живаго, – и показываю программку… значок презентую, и, глядишь, отношение другое… всё как у нас.

Расходы меряю на книжки. Одну книжку лишнюю продам, куплю теще лишнюю упаковку стутерона.

Ну что, оставить покупки – дрель, шубу, пистолет, кепочки – на завтра, что ли, мне, а сегодня в связи с концертом и продажей не напрягаться мне?! Это раз. Теперь подумать об обеде, но, с другой-то стороны, уж как-нибудь кофеём-то напоят дипломаты, у них для этих нужд спускаются какие-то деньги. Лядов П.Ф. даже койки в консульстве поставил и берет деньги, чтоб хоть бельишко постельное постирать. МИДу России канцтовары ссужйвает. А что делать? Это тоже теперь взятка своего рода, обыкновенная командировка загран – взятка работнику, чтоб не уходил на фирму, в бизнес и пр.

И всё-таки решил я объясниться эпистолярным способом, чтоб не выслушивать гадости тут же, не отходя.

Любопытно-грустно – видя, что сам стираю, горничная кладет мне два мыла. Видя, что я питаюсь из своих кастрюлек, предложила мне ставить молоко в бар-холодильник, предварительно убрав пепси, соки и водку. Что толку хранить в моем баре напитки, если я не пользуюсь услугами бара, коли мы бедные. Да, мы бедные, но гордые.

Разбудила Рената – я вам тетрадку купила и пластырь заклеивать микрофон, – поздно, Рената, поздно. Однако приятно, что кто-то думает о тебе по твоей хоть просьбе. «Занеси мне, Рената, тетрадку вечером». Теперь я сплю и собираюсь на концерт в консульство России. Любопытно, как пройдет продажа. Неужели 11 книг не уйдет?! Но я уже своё взял.

5 ноября 1993

Пятница. Молитва, зарядка, душ.

Всё утро, начиная с просыпания, кстати, с этим и засыпал, вёл монолог с труппой, в частности, с Родионом, с Шаповаловым, Петряевой, Масловой и пр. Родион умный товарищ, но циничный не по делу. Он разлагает своим поведением атмосферу вокруг себя. На аккордеоне мажет, Агаповой явно мешает, подвывает и пр. Иногда между партнерами возникают некомфортные, неприязненные отношения, внешне невидимые, о которых никто не подозревает, часто даже и сам участник. Такая неконтактность, грозящая, а подчас и переходящая в раздражительность, намечалась и была у меня с Ольгой Яковлевой в «Мизантропе». В результате – проигрываешь ты, сначала как человек, потом как партнер, как исполнитель. Лекарство одно – молиться за своих врагов, желать им добра и делать всё, чтобы ему или ей было максимально удобно. И пусть это поначалу будет не замечено, не оценено, ведь нужно делать для себя, для своего эго… тогда барьер, видимый и невидимый, исчезнет… и будет лад. А у меня такое впечатление, что у Роди деньги лежат в каком-то другом банке. И слава Богу, есть если у кого дополнительный банк, кроме банка Любимова, но в этот банк срать не надо. Грубо сказано, но откровенно и объёмно. За вчерашний спектакль, который прошел, в общем, хорошо, я бы у некоторых товарищей гонорар вычел. И я у Любимова, если мы еще когда-нибудь с «Живаго» поедем, вытребую такое положение, чтобы, как в кино, было 25 % удержания до окончания работы, чтобы вот те 40 марок к суточным сделать штрафными. Другого способа удержать порядок цивилизованное общество не выдумало.