Валерий Золотухин: Болезнь… (Дневники)

Илья Барсков,

политолог

Господи, благослови…

47. Он, услышав, что Иисус пришел из Иудеи в Га-

лилею, пришел к Нему, и просил Его прийти, и исцелить сына его, который был при смерти.

48.Иисус сказал ему: вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес.

49.Царедворец говорит Ему: Господи! приди, пока не умер сын мой.

50.Иисус говорит ему: пойди, сын твой здоров. Он поверил слову, которое сказал Иисус, и пошел…

54. Это второе чудо сотворил Иисус, возвратившись из Иудеи в Галилею.

От Иоанна, гл. 4

41.Не принимаю славы от человеков:

42.Но знаю вас; вы не имеете в себе любви к Богу.

43.Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете

Меня; а если иной придет во имя свое, его примете.

44.Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, аславы, которая от единого Бога, не ищете?

45.Не думайте, что Я буду обвинять вас перед Отцом, есть на вас обвинитель Моисей, на которого вы уповаете.

46.Ибо если бы вы верили Моисею; то поверили бы и Мне; потому что он писал о Мне.

47.Если же его писаниям не верите; как поверите Моим словам?

От Иоанна, гл. 5

3 ноября 1993

Мюнхен. Среда, мой день. Молитва, зарядка, душ, кофе.

Ах, Рената, Рената! Подвела ты меня с тетрадью. Пошел я вчера сам искать свой будущий дневник, да не нашел, а только заблудился. Хорошо, спросить догадался, а так… уверенно торопился в другую совершенно сторону от театра.

Спектаклем мы как бы были довольны, в общем, но Дорли испортила ужин. Она сказала, что свидетели венской премьеры были на спектакле, и они не увидели той неистовости, той отдачи, трепета и жара. Я пробовал защищаться, а вот Шнитке… дескать. Дорли парировала сразу – это было в Гамбурге, а речь идет о Мюнхене. Я опять – площадка… да то, да сё. Дорли опять убедительный довод – но в Дрездене была еще меньше площадка… и тем не менее. Да, но она не была так удалена от зрителя, здесь – кишка и отвратительное бочкообразное звучание динамиков, микрофонов и пр., а в Дрездене – контакт со зрителем полный. С этим доводом она наконец-то согласилась. «Но, уважаемая Дорли, – сказал я, – это не оправдание, мы постараемся учесть замечание и недостатки пространственного нахождения обратить в достоинства». Ещё один аргумент и, может быть, главный – мне необходимо сохранить себя на все 6 спектаклей, не перестараться, не сорваться на первом, от того и пониженность тонуса исполнения. Но этого я не сказал. И вообще, буду ли говорить труппе об этом разговоре – не знаю.

Договорился о выступлении и продаже книг в консульстве. Теперь надо книги выцарапать у Апелиуса с Анщелиной. Выступление – завтра! Кого взять, опять Трофимова или цыгана?

Дело приняло совершенно неожиданный поворот. В поисках молока, общей тетради и ксерокса забрел ' я в консульство. Татьяна Анатольевна снабдила меня канцтоварами на несколько гастролей вперед. Так что, Рената, ваша карта бита и опоздали вы, милая!! Выглядел, конечно, несколько попрошайкой я, но под дурачка, под писателя прошло. И кофе был с мильхом и вафлями, «заодно и пообедаю». Так и по мелкоте и экономлю. Но присмотрел с помощью каких-то случайных русских мужиков маленький пистолет. И хотя вопрос с 11 спектаклем решился не в пользу пистолета, но мужчина должен иметь и уметь пользоваться. Не было денег с собой, а так бы был я уже и вооружен. А в общем, хочется домой. Дел – по горло, забот еще больше. Думаю и всё не решаюсь написать старшему брату Ивану письмо, чтоб взял какие-то заботы по дому отцовскому на себя. Но для этого, конечно, ему надо привезти денег. С другой стороны… ну, привезу я ему денег, и что он с ними сделает? На дом пустит, да на кой ему, с другой стороны, этот дом, тут он весь Сергей Илларионович, – чем меньше говорят, чем меньше треплют фамилию, тем оно лучше, тем оно спокойнее. А вот теперь я лягу спать. Как бы поздно ни ложился я, а к 6 утра уж ни в одном глазу и подымаюсь. Ломаю голову над вводами и ничего понять не могу. Совершенно ясно, что молодежь надо вводить, в том числе и в «Высоцкого».

Как уговорить Беляева сыграть в «Живом» за Лебедева? Отказ мотивирует вводом в «Мастера». Это серьезно, действительно, но…

Если о венской премьере в пользу по сравнению со вчерашним спектаклем говорила только Ирина Сергеевна – мать Андрея Шлиппе, – то тут стоп, у нее ведь в некотором смысле было другое психологическое состояние, чем у просто зрителей – она была соучастником, оформлял ее сын, она волновалась, как и мы… а потом прочитала в рецензии, что оформление – конгениально… то есть тут полный пиздец. И она совсем по-другому смотрит спектакль. И вот ведь что. Надо выяснить у Дорли, кто это ей про венский спектакль шептал. Но опять же, это не снимает нашей ответственности.