Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Потому как Катьке с Петькой

В Тель Авиве климатит.

Сегодня надо приготовить дачу-теремок на Десне к зиме. Посадки в этом году уже делать поздно, а время было хорошее.

Моя машина кинута Паниным, у него теперь своя, и мой костыль на руль перебросил на свою, тем самым говоря, что «мою могут угнать, а твоя на хуй никому не нужна». Пусть будет так, я на зиму вообще поставлю ее и закрою брезентом, пусть гниет. А жалко. Зря я Панину 500 долларей одолжил.

Все дневники о пьянстве Тамары, еще задолго до беды, и об обоюдном пьянстве. Но своё пьянство я как-то и не считаю по большому счету за трагедию. Я всегда, если была работа, мог остановиться, назначить месячник здоровья и отлежаться.

Написал я Елене Скульской в Таллин, поблагодарил за статью в «Эстонии» – «Купите воды, собаки». Ностальгические заметки, она, конечно, видела, что я уставший, но виду не подала и увидела то, что увидеть хотела, и всё свое знание, всю любовь к Таганке на одного меня вывалила.

Писать на подоконнике – это оригинально. Только очень тепло, горячий воздух от батареи разогревает лень и не дает никакого толку. Зачем я сел к окну, чтоб наблюдать, как пройдет жена? А для чего мне это нужно, чтоб скорей убежать, составить график дня. Но пора на массаж.

В театре. Нервно. Успел накричаться и по поводу Овчарова – в чужой монастырь со своим уставом, – ну прочитай ты хоть литературный сценарий. Назови круг приблизительный действующих лиц, посмотри репертуар, назначь артистов, а потом спрашивай с них – «просто не ходят!», а куда ходить и для чего ходить – гора к Магомету или Магомет к горе… – прими условия игры.

21 октября 1994

Пятница. Встал в 4. Писал.

Начал главу «Жена» – закат – дожитие. Хорошая глава будет про мою бедную, несчастную и несмотря ни на что – царственную жену. Наплакался. Господи! Сподобь меня, и я напишу – только бы запомнить монологи ее, а говорит она про свою жизнь удивительно, страшно и понятно. Она понимает и поняла себя сразу и давно. И на реальную жизнь смотрит давно со стороны, из себя – ничто ее не удивляет, кроме истинно прекрасного, а слух у нее вундеркинда и глаз безошибочный, если он не касается быта и вещей – тут сплошные ошибки и сплошь оплошности, только пошлости ни на микроб. От того у нее коровьи печальные глаза, и ей пример улыбающихся японцев лицемерен и противен муж, подражающий им. (!!)

Я сижу у окна и пишу на подоконнике, но, кажется, уйду – из окна дует, хоть и незаметно, а у ног печка. Так мне ли, трусу от носа, испытывать судьбу?!

Вчера с Татьяной были на Десне – убрали невыкочаневшую капусту и ко всему замороженную, рассыпали по мерам картошку и развезли по домам. Досталось и Денису, и Ксении, и Тане.

Вчера долго кричал в дирекции, передавая мнение коллег о нашей «организованности». Три недели прошло со дня разговора с Михайловым – ЦАТРА, только вчера получили договор, который нас не устраивает. А те нашу дирекцию разыскать не могут!! Никому ни хуя. А мне видение – почему не играете «Высоцкого»? Видел во сне – уж сегодня – дерьмо человеческое, извлеченное сексуальным путем – к чему это всё… Не к тому ли, что начал такую главу писать… Так у меня что ни глава – страница, – сплошное говно и гной, до того прогнила душа, что и проветривать бесполезно. Спасает больница. Хотел было выписывать – да следующую главу начал. Так, посчитаем. Месяц как я здесь лежу. Недели две на главу уходит. А сейчас спектаклей нет, буду вставать в 4 и три минимальных листа: 14x3=42 страницы на главу – хватит, даже много. А следующая будет – экскурсия – проводы – браслет – Айзенберг. Кухня – диван – такси – куда вы поедете, это нечестно, но поздно – порвете, не купите – отрезвить – но было поздно – дубовый член уже нащупал желанную щель, уперся и проник. Утром пришла сама и взяла в рот. Понравилось.

23 октября 1994

Воскресенье – отдай Богу.

Сейчас 6 утра. Два события минувших суток.

1. Избиение Хейфеца А.Е. – у него на квартире четырьмя ворвавшимися бандитами.

2. Открытие Ксении – она прочитала «золотухинские» письма и поняла, что мы любовники. Раньше она только догадывалась, теперь – узнала точно. Она ненавидит нас обоих и ее больше – написано было в записке, которую она оставила, и ушла, пока мать была в ванной.

Но пока надо писать «21-й – покаяние», иначе для чего я в этой больнице живу.

О. Яковлевав квартире Хейфеца на мое «здравствуйте» отвернулась от меня демонстративно, подчеркнуто.