Маргарет Грэм - Война. Истерли Холл [litres]

Он вытащил удочку и закинул ее снова. Шлепки о воду не беспокоили мошку или карпов, но карпы совсем редко клевали на наживку.

– Сегодня ты меня подводишь, Эви, – сказал он.

Он пошел посидеть на берегу у своего ведерка, в котором не плавало ни одной пойманной рыбки, не считая мальков, которые выпадали из сетей. Вокруг него деревья были покрыты нежной зеленой листвой, и это было отрадой для его глаз, потому что деревья были целы и деревня осталась нетронутой, в физическом смысле. В моральном смысле, конечно, это было не так, и раз в месяц месье Аллар отправлялся на места сражений и присоединялся к тем, кто пытался собрать все неразорвавшиеся снаряды, чтобы на этих полях снова могли заниматься земледелием и жизнь здесь возродилась. Тем месяцем он посадил Оберона в свою повозку. Они ехали несколько часов, а потом остановились переночевать у кузена Аллара. На стенах были следы от пуль, а местная церковь лишилась колокольни, но все же функционировала. Ближе к линии фронта и церкви, и деревни были уже мертвы.

На следующий день, вместе с несколькими бывшими солдатами, они ходили, проверяли, искали и извлекали, со всеми возможными предосторожностями. Многое было уже сделано военнослужащими, которых еще не демобилизовали, но предстояло сделать еще больше.

Завтра, спустя ровно месяц, они снова отправятся в путь, пока остальные будут продолжать косить. Когда Оберон спросил, почему он продолжает совершать эти поездки, он ответил: « Aujourd’hui à moi, demain à toi » – «Сегодня – я, завтра – ты». Этого было достаточно. Оберон встряхнулся. Аллар говорил это слишком часто, но такова была жизнь, и ему должно было быть этого достаточно, и эта мысль помогала ему переживать день за днем.

На следующее утро месье Аллар уже ждал его на своем дворе, а в его повозке была припрятана корзина с паштетом и хлебом, приготовленными мадам Аллар. Их бы хватило на целую армию, но на самом деле они предназначались только им двоим. Они тронулись. Гуси начали гоготать и побежали за ними, через ворота фермы и по дороге, вытянув шеи и подняв крылья.

Аллар был не любитель разговоров, а его сигареты были слишком крепкие для Оберона, так что он курил свои. Солнце высушило колеи на дорогах, поэтому они постоянно кренились то в одну сторону, то в другую. Оберон надел панаму, а его хозяин – берет. В повозке позади них несколько бутылок вина плескались в ведре с холодной водой. Они остановились пообедать и выпили по паре бокалов. Мул, к счастью, знал дорогу к дому кузена Аллара, потому что они оба заснули, безвольно уронив головы на грудь, убаюканные мерным покачиванием повозки. Они проснулись посреди красного поля: на юге от Альбера маки всегда росли в изобилии.

– C’est approprié , – прошептал Оберон.

– Oui, Monsieur .

Они выпили еще вина, добравшись до дома кузена Аллара. Его фамилия тоже была Аллар. Месье Аристид Аллар настоял на том, чтобы они называли друг друга по именам. Так было проще. Совершенно точно проще, особенно после трех выпитых бутылок вина. Месье Франсуа Аллар жил в сарае, потому что это была единственная постройка, которая осталась цела и к которой он вернулся всего несколько месяцев назад, оставив жену в Пуатье, где у нее были родственники. Они потеряли сына в Вердене. Мужчины спали на стогах сена, и этой ночью у Оберона не было кошмаров и видений, которые преследовали его с ноября 1918 года, только поутру его одолела лютая жажда, а голова была готова расколоться. Он предпочитал головную боль.

Втроем взобравшись на повозку, они поехали расчищать небольшой участок на земле Франсуа. Оба француза были в беретах, их лица были темными от солнца, они носили длинные усы, и сейчас глаза у обоих были полуприкрыты. Оберон тоже прикрыл глаза. Боже, его голова. Повозку тряхнуло. Господи, его сейчас стошнит. Он почувствовал, как кто-то похлопывает его по ноге. Франсуа протянул ему флягу с водой. Он самозабвенно ее осушил. Франсуа что-то сказал Аристиду, и оба мужчины засмеялись. Оберон не понял, по какому поводу, но, по правде сказать, ему было наплевать. Он просто хотел умереть и вспомнил случай, когда Март и Джек отвели его в погребок и с ним случилось то же самое. Он был слабоват – так сказал о нем Джек тогда и обязательно сказал бы сейчас.

Он закрыл глаза и, должно быть, заснул, потому что он очнулся и сразу испугался, что мог пускать слюни. Он вытер свой рот, и, слава богу, это было не так, и его голова болела уже чуть меньше, но солнце стало жарче. Аристид остановил повозку, и эти двое начали есть – на этот раз сыр с хлебом. Франсуа протянул немного и ему; его руки были такими же сильными и грубыми, как у Джека. Из-за этого он почувствовал себя как дома. Он поел, и ему стало лучше, но он яростно замотал головой, когда ему предложили еще вина. Боже милостивый, нет. Он спросил Франсуа, когда он планирует восстановить свою ферму. То, что француз только пожал плечами, было понятно, потому что яды, которые выделялись из оружия, ставили под большой вопрос, сможет ли он это сделать вообще.