Маргарет Грэм - Раскол дома [litres]

Все подняли бокалы, в том числе и Тим, но вино не коснулось его губ – хотя, в конце концов, что это дает? Он и сам не знал. Сэр Энтони пил так, будто умирал от жажды. Позже Тим написал отчет Потти, включив туда все существенные разговоры, которые вел с присутствующими. Вышло занимательное чтение, Тим не сомневался, особенно разделы отчета, отведенные сэру и леди Эджерс. И, в свою очередь, спросил у Потти, если ли какая-то информация о происхождении Хейне, с тем чтобы, когда он снова поедет в Берлин, у него было бы оружие на случай, если Хейне заподозрит его в чем-нибудь.

Тим поехал в Берлин в начале декабря разведать почву и получить подтверждение, что первоначальный отчет Бауэра, адресованный Потти и написанный сразу после побега Герберов, соответствует положению дел и он, Тим, остается вне подозрений.

Оказавшись в Берлине, он вспомнил все, чему его учили на тренировочных занятиях, и, проходя мимо витрин, он обращал внимание на отражения в стекле. Он садился в трамваи, потом выходил, запутывал следы, возвращаясь назад по своему же маршруту. Но никто не преследовал его, да и зачем? Теперь, когда они получили всю Судетскую область, что им побег какой-то одной еврейской пары? Тим слегка расслабился, но не терял бдительности. И он по-прежнему отказывался передать оригинал письма Милли и Хейне, объясняя это собственной уязвимостью, а письмо обеспечивало ему безопасность. Он настаивал, что свои обязательства по отношению к Хейне он выполняет, привозя ему пакеты от сэра Энтони.

– Если я в безопасности, то и вы тоже, Хейне. Более того, вы сейчас в СД, и это только потому, что я держу свое слово и выполняю обещание не предавать гласности письмо. Хотите – соглашайтесь, хотите – нет. Но если нет, то имейте в виду, что в соответствии с инструкциями письмо будет опубликовано. Не забывайте, что вы виновны в соучастии.

Он говорил очень жестко, но в глубине души он чувствовал себя далеко не так уверенно. Потом он предъявил очередной пакет от сэра Энтони и переоделся к обеду. Ему сказали, что к ним присоединятся Отто, Бруно и Ганс. Все трое, как и Хейне, теперь служили в СД, в отделении разведки. Когда подали коньяк и кофе и Милли вышла из комнаты, разговор перешел на тему поездки в Австрию, которую трое немцев собирались осуществить на следующий день. Отто хлопнул Тима по плечу:

– Тебе это было бы интересно, юный Тим. Эта поездка затевается с целью увидеть нашего партнера. И ты сможешь потом рассказать своим друзьям-фашистам в Англии и уверить их в важности нашего дела.

Взгляд Хейне оставался холодным, но он кивнул. Тим улыбнулся. Что они оба могли сделать в присутствии трех сотрудников СД? Лежа ночью в постели без сна, Тим представлял, как будет облизываться Потти, получив эту информацию, в то время как у него самого губы пересохли от беспокойства.

На следующее утро Хейне в сопровождении Бруно, Ганса и Отто повез его в Австрию по заснеженным дорогам. Щетки на лобовом стекле работали без передышки. Все четверо, заключил он, будут заниматься сопоставлением различных данных и обобщением полученной информации для своего отдела, название которого ни разу не прозвучало в их разговорах. Они провели неделю в Вене, наращивая объем досье, а он, несмотря на холод, бродил по улицам под нацистскими флагами и транспарантами, уже развешанными на зданиях, заходил в кафе и пил кофе, делая заказ по-английски, но прислушиваясь к немецкой речи вокруг, которую начинал понимать все лучше и лучше. Настроение австрийцев было прогерманским. Каждый день он обедал в разных ресторанах и слушал, пока официанты крутились и вертелись вокруг столиков. По вечерам все пятеро отправлялись в клубы, и пока приятели Тима пили и ели, сам он делал вид, что разглядывает длинноногих блондинок в узких юбках. Немцы говорили о делах: сколько еще евреев попали в список, сколько франкмасонов, красных, социалистов, полукровок.

Он вспоминал Абрахама и нащупывал в кармане коробочку с мезузой. Потти говорил, что Тиму стоило бы оставить ее дома, потому что, если у него ее найдут, ему грозят серьезные неприятности. Но Тим не хотел расставаться с вещицей – она поддерживала его и укрепляла в намерениях. Каждый вечер он возвращался в номер отеля и, отдавая себе отчет в том, что жучки могут быть повсюду, шептал, глядя в зеркало:

– У Британии должны быть шансы на победу. А для этого нам нужна информация и время.

Затем он умывался и насухо вытирал лицо. Было ли это ритуалом?

Ритуалы были у всех. Была ли в этом хоть крупица смысла, которая бы что-то меняла? Скорее всего нет, но ему ритуалы помогали сохранять сосредоточенность. Нацисты могли сколько угодно говорить, что собираются «расширяться» только на Восток, он ни на секунду этому не верил, как и Потти, хотя среди тех, кто находился у власти, были такие, кто верили.