Михаил Булкаты - Живой обелиск

— О повелитель, они уже здесь! — выпалил Сургай..

— Мы желаем говорить с этими аланами. Приведи их ко мне и собери во дворе мечети главарей остальных пленных.

— Слушаюсь и повинуюсь!

Сургай, пятясь, полз к выходу, не отрывая покорного взгляда от лица повелителя. Из открытых дверей мечети на Тимура густо пахнуло верблюжьей мочой и конским лотом. Он встал, медленно пошел к двери. «Нет, Хабиб, этих аланов не назовешь мухой, влезшей в ноздрю льва, раз они смогли повернуть падишаха вселенной от своих ворот и заставили петлять по дороге длиной в четыре дня».

Тимур прихрамывал сильнее обычного. Позади на почтительном расстоянии шли телохранители с лицами истуканов. Конвойные били плетьми связанных по рукам пленных, принуждая их пасть на колени перед Тимуром.

Взгляд Тимура скользил по истерзанным спинам и сникшим всклокоченным головам пленников, пока его не обожгли зрачки одного из них. Конвойные повисли на плечах пленного богатыря, пытаясь опустить на колени, но тот продолжал стоять и смотреть на хромца в упор.

Блеснула кривая сабля, туркменский воин занес оружие над головой непокорного, однако Тимур грозно крикнул:

— Кто посмел опередить наше желание?

Отскочившие на три шага конвойные пали ниц перед Тимуром. Он глядел сквозь щель раскосых глаз на выпяченные ребра связанного и думал: «Посмотрим, насколько хватит твоей отваги!»

— Тех, кто осмелился опередить желание повелителя, привязать к конским хвостам! — приказал он.

Телохранители схватили двух воинов, скрутили им руки.

— О повелитель, подари своим верным рабам жизнь! — кричали те, но каган уже не слышал воплей обреченных.

— Пусть встанут те, кто посмел воспротивиться победоносному шествию джихада! [35] Джихад — война за веру.

Засвистели плети и ятаганы. По исполосованным спинам текло кипящее месиво крови, смешавшейся с землей. Где-то на склонах, захлебываясь, каркали вороны, почуявшие падаль. Сопровождаемый ханом Сургаем, Тимур обошел едва стоящих на ногах пленных, поддерживаемых конвойными. Повелитель кивнул в сторону коренастого широкоплечего пленного.

— Кто он? — спросил Тимур, не обращаясь ни к кому.

Хан Сургай знал, что на все вопросы великого хана отвечать должен он.

— Предводитель леков.

— В чем повинен?

— В теснинах Дербента стоял поперек дороги победоносных войск покорителя мира.

— Уцелел ли кто-нибудь кроме него?

— Мы взяли одного.

— Сучий ты сын, зачем он мне? — зашипел Тимур и взмахнул рукой.

Хан Сургай понимал смысл этого жеста.

— Слушаюсь и повинуюсь.

Предводитель леков, собрав последние силы, вырвался из рук конвойных и пошел головой прямо на бахадура-палача, стоявшего у окровавленного пня с топором. Потом выпрямился, пал на колени и, перекосившись на правый бок, аккуратно положил голову на пень.

«Нет, Хабиб, это тебе не муха!» — подумал Тимур и подошел к другому пленному. Ткнул указательным пальцем в его обнаженную грудь.

— Кто он?

— Предводитель дзурдзуков.

— Сколько из моих доблестных воинов пало от руки этой собаки?

— О великий из великих, кто успел их посчитать?

— Тебя бы вместе с ними, сучий сын! Посадить его на кол!

Отточенные, острые колья блестели на солнце.

Из-за их желтого частокола неожиданно высунулась змеиная голова верблюда, разъяренно плевавшего на погонщиков. Тимур опять вспомнил Хабиба. «Уважаю непокорных мертвыми! Хабиб был хороший малый. Я его потому и прикончил, чтобы не перестать его уважать! Не зря же он сказал напоследок: «Аксакал, хорошо, что ты меня опередил, иначе не быть тебе грозой вселенной! Уважаю непокорных только мертвыми».

Перед ним стоял парень со смолистой бородой. Тимура дразнили его сжатые губы и вздувающиеся от гнева скулы. «Хорошо глядеть на искаженное от боли лицо врага. Плохо, когда враг пренебрегает страхом и болью».

— Как посмела эта травинка восстать против урагана?

— Они запрудили Сунджу и сняли свою шайтанскую запруду, когда твои победоносные войска переходили реку вброд… Много коней и воинов утонуло в этом потопе…

— Привязать к хвосту разгоряченного коня и гнать его до самой Сунджи!

— Слушаюсь и повинуюсь!

Тимур шел дальше. «Хабиб хорошо улыбался, но он был мелкий воришка и не смог бы простереть свою улыбку на те дали, по которым шагает мой конь».

— А кто этот чернобородый с выпуклым лбом?

— Вождь галгайцев.

— Какому богу молишься? — спросил он вождя галгайцев через толмача.