Йожеф Лендел - Избранное

А сейчас не опробовать ли нам ваша новое приобретение — венгерскую кофеварку?

Благодарю вас! Что может быть лучше кофе, приготовленного дома…

Вот ведь сколько говорили мы о мосте, так и не дав определения этому понятию.

Я считаю так: мост — то, что связывает. Живое слово между людьми — это мост. Словарь, который связывает два языка, — прочный, надежный мост. Наука — это тоже мост. Поистине нерушимый мост — ваша профессия — музыка. Мир — тот же мост. Мостом является и мирное сосуществование, пусть оно порою и напоминает совместное житье в коммунальной квартире…

Все эти сравнения весьма символичны и звучат красиво, однако оборачиваются двусмысленностью, когда мост, переброшенный через конкретную реку, перекрывается заграждениями, когда мост превращается в военный объект, укрепление, стратегический пункт, откуда удобнее всего оборонять наиболее уязвимый участок пути. Но мост никогда не повинен в том, что его используют в дурных целях. То же самое относится и к науке…

Необходимость в сооружении моста возникла еще в период Римской империи, когда владения ее широко распространились по левому берегу Дуная. Южнее по Дунаю и был построен мост, который, насколько мне известно, называли «Истер». Дунай — скорее всего славянское название реки: Двина, движущаяся водная стихия… Несомненно, что и будайский паша мечтал соорудить в этом месте переправу — в особенности зимой, когда передвижение с берега на берег оказывалось скованным на долгие месяцы. Правда, тот же самый паша ликовал, что моста не существует, — а в летнюю пору приказывал поджечь судовой мост и паромы, — если сторожевые посты докладывали, что с противоположного берега подступают превосходящие вражеские силы. Такой двойственный подход я и подразумевал под двусмысленностью. Навести мост, установить связь — такое желание свойственно лишь победившим армиям или одержавшим торжество идеям…

По всей вероятности, без мостов было не обойтись и человеку каменного века. Поначалу он пользовался деревом, сваленным на берегу бурей или молнией: можно было перебраться на охотничью территорию по другую сторону реки. Но порушенное бурей дерево рано или поздно сгниет или же его унесет весенним паводком.

Как поступит человек, к тому времени освоивший охотничьи просторы за рекой? Не дожидаться же, пока буря или молния опять повалят дерево — в том самом месте, где человеку нужно, и так, чтобы дерево вывороченными корнями зацепилось за один берег, а кроной угодило на противоположный.

Потому, ухватив каменный топор, наш предок присядет на корточки у какого-нибудь высоченного дерева поближе к воде и станет выжидать, пока ветер не шепнет человеку, что готов помочь ему подтолкнуть мощный отвод. И человек примется за дело. Порывистый ветер поможет каменному топору совладать о деревом, опрокинет его, заставит служить человеку. Поверженный гигант распластается покорно: становись, человек, мне на спину. И человек пройдет над побежденной стихией. Исполинские руки, корявые, растопыренные пальцы ветвей поддерживают мост высоко над водой, и победитель-человек переходит на другой берег, не замочив ног…

Так выглядел древнейший деревянный мост. У каменного моста тоже был свой предок: камни, сваленные грудой в наиболее мелком месте брода. Так можно было бы проследить всю историю мостостроительства вплоть до Цепного моста и далее. А в наше время созидаются мосты, способные соединить даже небесные тела…

Человеку свойственно желание всегда и везде создавать мосты; лишь иногда жаждет он видеть перед собою нечто противоположное, то бишь пропасть. Однако мост будет построен лишь там, где кроме пропасти, через которую он должен быть переброшен, существуют и сила, и техническая оснащенность — будь то каменный топор или стальные конструкции, — а также потребность, историческая необходимость. Намерения как такового еще не достаточно. Кого, за исключением отдельных историков, в наше время заинтересует тот факт, что еще до Сечени, в 1828 году граф Мориц Шандор тоже присматривался к мостам. Подведем итог: Сечени является не только выдающейся личностью в историческом плане, но и выразителем духа времени. Эпитет «выдающейся» в применении к нему не случаен: ведь расстояние между намерением и самим фактом создания моста было огромным или же, говоря современным языком, космическим.

Однако мы не достигнем цели, если так обобщим свою мысль: историческая необходимость назрела, и мост был построен. Все обстояло не так просто. Ведь существовавший дотоле судовой мост между Пештом и Будой мог бы прослужить и еще несколько десятилетий. Однако, если намерения самого по себе не достаточно, то без него процесс созидания вообще немыслим. Барон Жигмонд Кемень первым возжелал поднять Сечени на должную высоту, доказав при этом его консервативную сущность; он писал примерно так: «Поговаривали, будто бы из-за Цепного моста Сечени отказывается от великого множества полезных начинаний и требует от нации неисчислимого множества жертв». Как видим, есть основания сомневаться, назрела ли к тому времени историческая необходимость. Однако Сечени не стал дожидаться случая, когда поваленное бурей дерево само ляжет поперек реки. И судовой мост он счел недостаточным. Он задумал возвести мост из металла и камня, прочный и красивый. Правота его намерения и назревшая историческая необходимость убедительнее всего подтверждаются самим фактом создания моста.