Вальтер Скотт - Легенда о Монтрозе [Совр. орф.]

— А кто же мне поручится в моей безопасности? — спросил осторожный воин. — Не зная фамилии своего поручителя, угодишь пожалуй и в западню.

— Я граф Ментейт, — отвечал молодой человек, — и могу сказать, что на мое честное слово вы можете положиться.

Воин закинул на спину ружье и отдав честь по военному, подъехал к графу.

— Можно ли не верить вашему сиятельству? — отвечал он, — а я с своей стороны обещаю вам быть boncamarado в aureo otio , т. е добрым товарищем в золотом досуге, равно как и в опасности до тех пор, пока мы будем вместе. Надо думать, что в настоящее смутное время вы не сочтете это лишним. Теперь голова целее в стальной каске, чем в мраморном дворце.

— Я глубоко ценю ваши услуги, — отвечал граф, — но надеюсь, что вам не придется выказывать вашей храбрости там, где мы будем. Мы едем просто в дружеский дом.

— Я очень благодарен вашему сиятельству за приглашение, — отвечал воин, — и надо правду сказать, что без вас я не знал бы, где мне и моему бедному коню привелось бы провести сегодняшнюю ночь.

Сказав это, он погладил своего коня.

— Но позвольте же и мне узнать, — сказал граф, — с кем свел меня счастливый случай?

— Меня зовут Дольгетти, — отвечал воин, — ротмистр Дугальт Дольгетти из Друмтвакета. Фамилию мою вы могли встретить в шведских и немецких газетах. Отец мой промотал прекрасное имение, и я, кончив курс в Маршальской школе в Абердене в восемнадцать лет, мог только искать счастья в германских войнах. У старого генерала Лесли я изучил военный устав и приобрел привычку стоять по восьми часов на карауле, не снимая лат.

— Вы конечно бывали и в жарких битвах? — спросил граф.

— Разумеется, граф! Кто принимал участие при взятии Франкфурта, Шпангейма и Нюренберга, тот несомненно должен иметь понятие об осадах, штурмах, вылазках и траншеях, — отвечал Дольгетти.

— Позвольте узнать, каким чином вознаграждены вы за ваши доблестные военные заслуги?

— Чином ротмистра или командира роты, — отвечал Дольгетти. — После смерти непобедимого Густава я решился выйти из шведской службы и поступил к Валленштейну в ирландский полк Вальтера Бутлера. Служа у Густава, я во все время службы не видал у себя в кармане и двадцати далларов, разве только после какой-нибудь победы, штурма или взятия города, когда опытному искателю счастья редко не удастся поживиться.

— К лучшему ли вам послужил переход к Валленштейну? — спросил граф.

— Все равно, совершенно все равно, — отвечал ротмистр, — ну да ведь того, чего не получишь с начальства, можно с избытком получить с обывателей.

— Что же вас заставило бросить службу у Валленштейна?

— Несправедливость, граф. Я был наказан полковником Бутлером за дуэль — суровее, чем мой противник. Это так меня взбесило, что я перешел на службу к испанцам.

— Надеюсь, вы наконец остались довольны этой переменой? — спросил граф Ментейт.

— В благодатном крае, на юге, квартиры были чудные и жалованье испанцы платили аккуратно, — отвечал Дольгетти. — Можно было понежиться на просторе.

— Неужели вы покинули и эту службу?

— Покинул. Испанцы слишком горды и нетерпимы в религиозном отношении.

— И вы снова перешли в другую службу?

— После этого я перепробовал службу в двух или трех государствах, и затем узнав, что и на родине что-то заваривается, я тотчас же бросил службу у мейн-герров и притащился сюда, чтобы предложить моим соотечественникам свой опыт и свои военные познания. Вот, ваше сиятельство, краткое описание моей жизни.

Дорога тут сделалась узкою, и ротмистр поехал вперед, а граф начал говорить о чем-то с своими слугами, и затем снова догнав его, с видимым удовольствием продолжал начатый разговор.

— Надо думать, — сказал он, — что воин, служивший у Густава, не будет колебаться в выборе знамени, и у себя на родине примет сторону короля Карла, а никак не возмутившихся против него партий.

— Справедливо изволите рассуждать, граф, — отвечал Дольгетти, — конечно мне следовало бы быть одинакового с вами мнения, но с тех пор, как я приехал в Шотландию, я всего достаточно наслышался, и пришел к тому убеждению, что свободному воину надо принять ту сторону, которую он найдет для себя наиболее выгодной. «Верность королю», говорите вы, «свобода», кричат на другом конце улицы. «Король!» кричит один, «парламент!» взывает другой. «Монтроз!» слышится здесь, «Аржайль!» раздается там. «Сражайтесь за епископа!» «Стойте за церковь!» Все это вам кричат люди хорошие, а кто из них более прав — сказать мудрено.