— Как, — вскричал опьяневший Дольгетти, — самый обыкновенный лакей, и считает для себя унизительным прислужить ротмистру Дольгетти, учившемуся в Маршальской школе в Абердине и перебывавшему на службе у половины европейских коронованных особ?
— Извините, ротмистр, — вмешался граф, — но Андерсон не привык служить кому-нибудь кроме меня. Сам же я охотно помогу Сибальду снять с вас латы.
С ротмистра проворно было снято вооружение, и он, стоя у камина, размышлял о характере Аллана Мак-Олея.
— Как хитро провел англичан! — говорил он. — Славная штука! Tour de passe! И еще говорят, что он помешанный! Я, граф, начинаю сильно сомневаться в помешательстве Аллана. Мне не следовало прощать ему обиды.
— Если угодно, то я расскажу вам его историю, — отвечал граф Мантейт, — и вы увидите, почему у него образовался такой загадочный характер.
— После пирушки приятно слушать всякий рассказ, — сказал ротмистр, — и если вашему сиятельству угодно будет принять на себя труд рассказать эту историю, то я буду терпеливым и внимательным слушателем.
— Вы тоже вероятно не откажетесь познакомиться с историей этого странного человека, — сказал граф, обращаясь к своим слугам.
Собрав вокруг себя слушателей, граф присел на громадную кровать и начал рассказ.
— Отец Ангуса и Аллана Мак-Олеев был вождем немногочисленного, но весьма сильного клана. Жена его, мать обоих сыновей, была тоже из хорошего рода. У нее был брат — молодой человек, лесничий, находившийся в непримиримой вражде с небольшой ватагой головорезов, прозывавшихся «детьми тумана». Отряд этих детей тумана подстерег его, когда он охотился один в лесу, и убил самым бесчеловечным образом. Дикари вздумали кроме того похвастаться своим удальством и показать голову в замке его сестры. Лорда в то время не случилось дома, и леди невольно должна была радушно принять людей, которых боялась. «Детям тумана» подали закуску, и они, пользуясь отсутствием хозяйки, вышедшей за чем-то из комнаты, вынули голову своей жертвы из под пледа, в котором она была принесена, и положив ее на стол, вложили кусок хлеба в неподвижные зубы и пригласили ее откушать. В эту самую минуту леди вернулась в комнату, и увидав мертвую голову своего брата, с криком опрометью выбежала из дому в лес. Довольные эффектом этой сцены, разбойники сейчас скрылись. Прислуга разбежалась на поиски леди, но нигде не могла ее найти и вернулась, убежденная, что госпожа их или бросилась куда-нибудь в пропасть, или утонула в озере. Ангусу в то время было полтора года, а рождения будущего ребенка Аллана ждали месяца через три… Но кажется, я вам наскучил, ротмистр?.. и вам хочется спать?
— Совсем нет, совсем нет! — отвечал воин. — Я люблю слушать рассказы, закрыв глаза.
— Все окрестные кланы, — продолжал граф, — поклялись отомстить за это страшное злодейство. Они вооружились и с невиданной жестокостью выгнали из родовых жилищ «детей тумана». На воротах феодальных замков, воронами были расклеваны семьдесят их голов. Оставшиеся в живых дети тумана искали убежища в пустынях. В нашей стороне существует обычай уводит коров на пастбища в горы, куда девушки и женщины ходят доить их. Однажды девушка из замка заметила, что на них смотрела из лесу какая-то бледная, худенькая фигура, очень похожая на их покойную леди. Когда кто-то из них хотел подойти к ней, то она с криком скрылась в лесу. Муж ее, извещенный об этом, немедленно явился в лес с народом, и ему удалось отыскать бедную леди. Она оказалась совершенно помешанной, но тем не менее в свое время родила очень здорового и крепкого мальчика. Аллан сделался единственным утешением несчастной матери, которая постоянно поверяла мальчику свои грезы. Грезы эти несомненно имели громадное влияние на его восторженный характер. Мать умерла, когда ему было десять лет. Перед смертью она сказала ему что-то наедине… надо думать, что это был завет мести детям тумана, который он и стал выполнять. По смерти матери жизнь молчаливого и сурового Аллана изменилась. Теперь он начал посещать собрания молодежи клана и принимать участие в их играх и упражнениях. По своей ловкости и силе, он скоро занял первое место, и товарищи стали уважать его и бояться, так как он в горячности зачастую забывал, что только пробует силу, а не дерется по-настоящему. Но кажется, я говорю глухим, — заключил граф, замолчав и слушая громкий храп воина.
— Он давно уже спит, — отвечал Андерсон, — но если вам не трудно продолжать, граф, то мы с Сибальдом внимательно вас слушаем.
Читать дальше