Во время пения Аллан, казалось, мало-помалу стал приходить в себя, и глубокие морщины начали исчезать на его лбу.
Он поднял голову и выпрямился; лицо его сделалось мужественным и привлекательным, а выкатившиеся глаза приняли осмысленное выражение.
— Слава Богу, — проговорил он, — ум мой светлеет.
— Благодаря Анноте, — добавил граф, — ну, скажите же, что вы дадите ей за это?
— В самом деле, — с улыбкой подхватила Аннота, — что вы подарите мне? Может быть привезете ленту с Доунской ярмарки?
— С Доунской ярмарки, Аннота? — печально повторил Аллан. — До ярмарки у нас будет много битв, и мне может быть никогда не приведется увидать этой ярмарки. Но хорошо, что вы мне напомнили о подарке; я давно собираюсь подарить вам кое-что на память.
Сказав это, он вышел из комнаты.
— Если он будет продолжать говорить так, — заметил граф, — то вам, Аннота, придется опять настроить арфу.
— Нет, — с очевидным беспокойством отвечала девушка, — не думаю. Припадок был слишком продолжителен, и едва ли скоро вернется.
Разговор этот они вели вполголоса, и граф Ментейт нарочно стал поближе к Анноте, чтобы их не слыхали. В эту минуту Аллан вдруг вошел в комнату, и молодые люди тотчас же отодвинулись друг от друга, покраснев от мысли, что Аллан мог услышать их разговор. Это не ускользнуло от внимания Аллана, и он, как пораженный громом, остановился в дверях. Брови его нахмурились, глаза засверкали, он мускулистой рукой сжал себе лоб, как бы стараясь забыть впечатление, и затем уж подошел к Анноте с маленькой дубовой шкатулкой в руке.
— Будьте свидетелем, Ментейт, — сказал он, — что я дарю эту шкатулку Анноте Ляйль. — В ней вещи моей покойной матери.
— Я не могу принять их, — вскричала Аннота, — они принадлежат семейству.
— Они принадлежат мне одному, Аннота, — сказал Аллан. — Мне подарила их покойная мать. Возьмите это на память от меня, если я не вернусь с поля сражения.
Аннота со слезами на глазах отказалась от драгоценностей и сказала, что на память она возьмет только одно кольцо.
— Ну, так выберите его сами! — сказал Аллан, — а остальные вещи я обращу в капитал, который останется у вас, когда не станет ни этого дома, ни нас.
— Я выбрала, — сказала Аннота, взяв самое простое кольцо. — Но, Боже мой!.. что я выбрала!
Она в недоумении смотрела на кольцо, на которое с мрачной тревогой взглянул и Аллан. На эмали была изображена мертвая голова на двух скрещенных кинжалах.
Кольцо выпало из рук Анноты и покатилось по полу, а Ментейт поднял его и подал девушке.
— Видит Бог! — вскричал Аллан, — не я, а вы подали ей это траурное кольцо.
— Я не боюсь дурных примет, — улыбаясь сквозь слезы, сказала Аннота, — да и к тому же я не верю, чтобы что-нибудь, взятое из рук моих друзей, могло принести мне несчастие.
Она надела кольцо на палец, взяла арфу и запела живой и веселый романс, в котором с насмешкой говорилось о предсказаниях.
— Я согласен с этой песней, — сказал граф, — невыгодно знать будущее.
— Напрасно смеетесь, — сурово возразил Аллан, — скоро вы совсем перестанете смеяться.
— Все ваши предсказания сущий вздор! — отвечал граф Ментейт. — Как бы ни коротка была моя жизнь, но ни один горный пророк не узнает, когда мне суждено умереть.
— Знаете, граф, — продолжал Аллан, — я искал вас глазами между телами убитых воинов, но трупа вашего не нашел, искал между пленниками, но вас там не было… их вели в ворота какой-то крепости и посылали вслед за ними пули, но между ними вас не было! Я видел эшафоты… кругом насыпаны опилки… пасторы стояли с книгами, палачи с топорами… но и там я вас не нашел.
— Неужели меня ждет виселица? — сказал граф, — хоть бы из уважения к моему графскому достоинству вы избавили меня от веревки.
— Ваше достоинство, граф, оскорблено не будет, — возразил Аллан. — Какой-то горец вонзит в вашу грудь кинжал. Вот ваша участь!
— Сообщите мне его приметы, чтобы я мог предупредить его и вонзить кинжал в него.
— Лица его я не видал.
— Ну все равно, пусть ваше мрачное предсказание сокроется во мраке неизвестности! — вскричал граф, — а я пока постараюсь весело пожить.
— Прекрасно сделаете, — подхватил Аллан. — Пользуйтесь жизнью, которая для меня отравлена горечью предчувствия. Но, — продолжал он, хватаясь за рукоять кинжала, — участь вашу решит вот это оружие!
— Ну полноте, — возразил Ментейт, — смотрите, как вы напугали Анноту и как она бледна. Идемте лучше узнать, в каком положении наши военные дела.
Читать дальше