Крепко держалась атаманская верхушка за царский надел, за аграрные привилегии. И потому, когда Анненков, завладев казачьей реликвией - знаменем Ермака, принялся распускать слухи, что он вернет казакам казачье, кулаки, званое казачество, да и вообще дюжие хозяева из казаков потянулись в его стан. Выиграл Анненков две-три стычки на Верхне-Уральском фронте, побил безоружных мужиков в Черном Доле, осадил лепсинцев, кстати не казаков, а новоселов - вот и оброс оравой. А когда одержал победу в собственном лагере, над своим конкурентом генералом Ионовым, тогда уже все четыре туза попали ему в руки.
Традиционное истолкование Анненкова - каратель, эсеры.
Это верно, конечно, но не полно.
Каратель был еще и политиканом. Мелким, мелкотравчатым, и все-таки политиканом. Он делал попытки воссоздавать, восстанавливать прошлое и, следовательно, был здесь тем же, чем был и везде - разрушителем. Невозможно восстановить прошлое, не разрушив настоящего.
Эта обманчиво позитивная деятельность - проведение крестьянских съездов, чисто платонические занятия денежным хозяйством, устройство новых управлений и постовых служб милиции и пр. и пр. - имела своей изнанкой заботу о дюжем казаке-хозяйчике. Аннеьжов хотел возврата замшелого средневековья в хозяйстве и быте казачества, в котором, по выражению Владимира Ильича, «можно усмотреть социально-экономическую основу для русской Вандеи» 15.
Три привилегии сибирского казачества: земельный надел от царского каравая размером в 52 десятины на хозяина с запасом до 10 десятин, территориальная обособленность и, наконец, войсковой круг, войсковой атаман, или иначе особое управление, чаще других казачьих прав становились предметом разговора в судебном заседании.
Округой Семи рек правили одно время два царька - самозваный атаман Анненков с его мнимо-партизанской дивизией и «законный» атаман Ионов, «помазанный» на атаманское место решением казачьего круга Семиречья. У Ионова было куда меньше головорезов, чем у Анненкова, но он был «единодержцем» булавы, символа власти над казаками, и с этим нельзя было не считаться.
В суде Анненкова спрашивали:
- Значит, вы и генерал Ионов собирали крестьянские съезды?
- Да.
- С каким главным вопросом?
- Сплошное оказачивание района Семи рек.
- Чья это идея?
- Ионова.
- Цели?
- Устранение борьбы и раздоров. Крестьяне-поселенцы переписываются в казачье сословие, и тем самым кладется конец вражде между ними.
- Вы разделяли этот проект? Анненков усмехается: нет, конечно.
К месту съездов он по обыкновению прибывал с пунктуальностью главнокомандующего на холеном гарцующем Мавре, в эффектном мундире лейб-атаманца или кирасира, всегда с оравой телохранителей, пестрых, как попугаи, и, устроившись на низком походном стульчике в стороне от президиума, молча курил сигару. Речей он не произносил - слушал. Речи, плавные, как архиерейские проповеди, полные патетики и старых слов, были сладкой ношей другого устроителя съездов - Ионова. Внешне они казались друзьями. Но это были два паука в банке, всецело поглощенные одной задачей: сожрать друг друга.
Сущность политики тотального оказачивания как нельзя лучше выражает и разъясняет сам Ионов приказом N ЗЗ/б от 20 декабря 1918 года, вот два извлечения из этого приказа:
«Семиреченское казачество призывает все крестьянское население старожильческих русских поселков области, ближайших к казачьим районам, и тех новоселов, кому противна коммуна, а дорога Россия, влиться в казачество со всеми землями».
И чуть ниже:
«Казачество не может и не в силах призвать теперь в свою среду поголовно и без разбора всех крестьян-новоселов ввиду враждебного отношения к станицам и старожильческим поселкам их значительного большинства, которое добровольно шло в передовых рядах большевизма на разрушение и на попрание права и свободы русского народа».
Цель ясна: всех, кому не по душе Советы, собрать в единый кулак. «Во казаки» приглашаются лишь противники коммуны.
Справедливости ради следует заметить, что Ионову доставало на этот раз трезвости считаться с таким горьким и упрямым фактом, как невозможность изгнать всех новоселов с земель, смежных с казачьими.
Анненков думал по-другому.
Забавляясь сигарой, он видел, конечно, что дебаты на крестьянских съездах отражают острейшую борьбу не только между новоселами и званым казачеством, но и внутри казачества между верхушкой и голытьбой, между пришедшими с фронта и тыловиками. Привыкший рубить, а не развязывать, он искал способа освободиться от опеки Ионова, похоронить его идею оказачивания и, скрутив новоселов, утвердить над Семью реками одну господствующую фигуру казака-хозяйчика.
Читать дальше