Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

— Да, по своей. Охота, говорят, тоже бывает хуже неволи...

Степану нестерпимо хотелось курить. Он вертел в руках пустую трубку, надеясь, что собеседник все же догадается угостить табаком, если, конечно, курит. Но Бутов, к сожалению, не курил. Он принялся расспрашивать Степана о жизни, о делах, и тот счел не лишним поведать ему о своих лишениях.

— Мне все равно, где жить, только бы работать. Милан — тоже не мать родная, достаточно намучился я там, — произнес Степан под конец.

— Знаете, пожалуй, я смогу вам помочь, — сказал Бутов, выслушав рассказ. — Но прежде пойдемте перекусим, я тоже еще не обедал. Здесь недалеко есть приличный ресторанчик, кормят там неплохо и берут недорого... Уж такова наша эмигрантская судьба — по возможности помогать друг другу, — заключил он с усмешкой, посмотрев в лицо Степана сквозь толстые стекла очков в светлой металлической оправе.

Когда они шли по набережной, Степан смущенно попросил Бутова купить ему пачку табака.

— Не могу без курева, — признался он. — Без еды можно выдержать несколько дней, а без табака и дня не проживешь...

Вскоре они вошли в небольшое продолговатое помещение с низким потолком, где в один ряд стояло несколько столиков. К ним подошла полная женщина с бледным усталым лицом. Поздоровавшись, спросила наполовину по-французски, наполовину по-итальянски, обращаясь больше к Бутову, что синьорам угодно заказать.

Бутов выжидающе посмотрел на Степана.

— Мне все равно, я буду есть все, что ни закажете. Просите что посытнее да подешевле, — сказал Степан, старательно набивая трубку табаком.

— Может, слишком сытного-то и не следует, коли вы, как говорите, не ели три дня? — осторожно заметил Бутов.

— Ничего не будет. Мой желудок, как русская печь — что ни кинь, все сгорит, — успокоил его Степан. — Сегодня утром съел целую шляпу полугнилых диких слив, и пока ничего.

Он с удовольствием затянулся из трубки, и у него сразу закружилась голова...

У Бутова в Ницце была знакомая дама, тоже из России, содержательница частного учебного заведения для русских девочек, проживающих в городе и его окрестностях. Через ее посредство он и решил помочь Степану обосноваться здесь на временное жительство и прямо из ресторана повел его к ней. Это была солидная дама с высокой замысловатой прической и крупной бородавкой на шее, одетая в строгое длинное серое платье.

— Боже мой, Николай Семенович, кого вы ко мне привели?! — произнесла она вполголоса, отозвав его в сторону.

— Это же скульптор Эрьзя, наш соотечественник, — ответил Бутов тоже вполголоса.

— В том, что соотечественник, я не сомневаюсь, но что он скульптор, на лбу у него не написано, а по виду этого никак не скажешь...

Конец разговора Степан не уловил, но Бутову, видимо, все же удалось убедить ее принять участие в сложившихся обстоятельствах скульптора. Она повернулась к Степану и бесцеремонно спросила:

— Неужели у вас в Ницце нет знакомых, к кому бы вы могли обратиться за помощью?

— К сожалению, синьора, никого, в Ницце я первый раз в жизни. Человек, к которому я приехал, обманул меня — не дождавшись, уехал на Корсику или еще куда, черт его знает, — сказал Степан, стараясь быть спокойным, хотя, признаться, поведение дамы ему сразу не понравилось.

— Что же с вами делать? — нерешительно произнесла она. — Может быть, вы не откажетесь сделать портрет с моей дочери? Как говорится, услуга за услугу, — улыбнулась она уже более приветливо. — Тем временем я постараюсь подыскать для вас жилье.

— Портрет я сделаю мигом! — воскликнул Степан, обрадованный, что дело дошло до этого. — Только вот у меня, к сожалению, нет материала — ни мрамора, ни глины. Вам, конечно, желательнее сделать в мраморе?

Он понимал, что дама, прежде чем как-то помочь ему, решила проверить: действительно ли он тот, за кого себя выдает.

— Николай Семенович вам поможет достать все необходимое в вашем деле, — сказала она, обращаясь уже к обоим.

Бутов качнул головой. А когда они вышли из шикарно обставленной гостиной и прошли в небольшой садик, раскинувшийся вокруг двухэтажного особняка с большими окнами классных комнат, он смущенно стал извиняться, что по его вине скульптору Эрьзе пришлось выдержать столь неприятную сцену.

— Мне следовало бы предварительно встретиться с ней, а потом уже представить вас. Эка, не сообразил, — добавил он с досадой.

— Ничего, все обошлось хорошо, — успокоил его Степан. — Она по-своему права. Я человек необидчивый. Главное, опять смогу работать, а остальное не имеет значения. Вот только куда бы мне деть этот мешок, здесь мои инструменты? Он мне порядком надоел, таскаю его повсюду. Не мешало бы немного и поспать...