Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

С этих пор Степана на фабрике стали называть маэстро, при встрече снимали шляпы, улыбались и во всем старались ему угодить.

В один из воскресных дней Вольдемаро привел к Степану некоего Сушкина, тоже русского, временно проживающего в Милане. Этот Сушкин, по его словам, занимался скульптурой, рисовал и делал эскизы к театральным декорациям. Последнее, пожалуй, было его основным занятием. Как стало известно позже, в Милан он был направлен дирекцией императорских театров Петербурга для знакомства с техническими усовершенствованиями сцены Ля Скала. Узнав от Вольдемаро о работах приехавшего из России скульптора, решил взглянуть на них.

— Как вы можете здесь работать? Это же мышеловка, а не мастерская, — удивлялся он, стоя на свободном пятачке посреди комнаты и боясь сдвинуться с места, чтобы не перепачкать элегантный светло-серый костюм.

Курчавые бачки и маленькие усики придавали ему вид смазливого итальянца, охотника за богатыми скучающими дамами, наезжающими в города Италии со всех концов Европы.

Степан поморщился, заметив разочарование этого господина. Он, должно быть, ожидал, что попадет в роскошную мастерскую богатого художника, приехавшего в Италию прожигать жизнь. Во всяком случае он не ожидал увидеть здесь, рядом с прекрасно сделанными скульптурами, крайнюю бедность. Степану даже некуда было посадить гостей, а угостить тем более нечем. Чтобы как-то разрядить обстановку, он набил трубку табаком, подвинул коробку на край столика, на котором стоял кусок белого мрамора с первыми следами шпунта, и сказал:

— Закуривайте.

Вольдемаро вынул сигареты, а Сушкин оказался некурящим. Некоторое время он смотрел на прелестного «Ангела», стоящего на полу между «Сеятелем» и «Косцом», и, как бы между прочим, проронил:

— На эту вещицу я могу вам найти покупателя, если захотите продать.

— Нет, пока я ничего не продаю, — резковато ответил Степан и взмахом руки стряхнул с рубашки мраморную крошку.

Он был несколько раздражен: до прихода гостей только было начал работать, сделав несколько ударов по куску лежащего на столе мрамора.

— Может, прогуляемся немного? — предложил Вольдемаро. — А то мы здесь накурили, дышать нечем.

Сушкин с радостью ухватился за это предложение. Ему давно уже хотелось выйти из этой тесноты, но он не находил предлога. Направляясь к двери, скорее всего для того, чтобы завоевать расположение неразговорчивого хозяина, любезно сказал:

— У меня на примете есть помещение для мастерской, хотите, я поторгуюсь. Думаю, уступят по дешевке.

— У каждого свое понятие о дешевизне. Для вас, может, это будет дешево, для меня же — дорого, — ответил Степан.

— Уверяю вас, это будет не дороже, чем вы платите за комнату.

— Если так, то я согласен переехать хоть сейчас! — оживился Степан.

Расставаясь, Сушкин дал Степану свой адрес. Он жил в гостинице на корсо Венеция, на одном из лучших и оживленных проспектов Милана. Сушкин был знаком со многими влиятельными русскими людьми, большую часть времени проводившими здесь, в Италии, и Вольдемаро настойчиво советовал Степану поддерживать с ним связь. Необходим влиятельный покровитель, иначе он никогда не вылезет из бедности и безвестности. Ему надобно показать свои работы специалисту, а уж потом дело пойдет. Степан это понимал и сам, но ему не понравился Сушкин, и он не хотел быть ему хоть чем-то обязанным.

Уже наступила солнечная ломбардская осень, а Степан все никак не мог сходить на корсо Венеция. Наверное, он так и не пошел бы туда, если бы хозяин дома категорически не запретил ему разводить в комнате сырость. К тому же ему пожаловались на Степана соседи, живущие рядом: стучит до полуночи, спать никому не дает. Так что Степану волей-неволей пришлось что-то предпринимать.

Сушкина оказалось не так просто застать на месте. В свой номер он приходил лишь ночевать. Черт его знает, где он носился все время. Степан приходил несколько раз, и все безрезультатно. Он бы, конечно, плюнул и больше не стал бы бегать на корсо Венеция, но положение было безвыходным. В свою комнату он больше ничего не мог пронести — ни глину, ни мрамор. Хозяин следил за каждым его шагом, стоял в дверях, точно сторожевой пес. В гостинице коридорный слуга посоветовал ему прийти поздно вечером, тогда он наверняка застанет синьора Сушкина. Степан так и сделал.

— Куда же вы запропастились, милый мой? — встретил его Сушкин.

Он был одет в длинный халат из толстой ворсистой материи. На ногах мягкие комнатные туфли. Темные волосы зачесаны гладко и блестят, точно покрыты лаком. Возможно, они действительно были смазаны каким-то маслом. От всей его фигуры исходил густой аромат дорогого одеколона.