Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

В миланском палаццо на виа Новара Степану понравилось больше, чем в лавенском. Здесь было тихо и спокойно. Не мельтешили перед глазами многочисленные родственники хозяина. Слуг всего лишь двое — один из них, пожилой, встретил тогда Степана, а другой отвез в Лавено. Обедали и ужинали они с Тинелли в ресторанах, а когда не хотелось никуда выходить, слуга помоложе приносил обеды на дом. Но таких дней бывало мало, если только накануне изрядно выпивали и наутро страдали от похмелья.

Милан интересен не только тем, что основан в глубокой древности и пережил несколько людских поколений, представителей различных национальностей и культур, для которых в разное время являлся родным городом, но и тем, что в нем сосредоточены значительные культурные богатства итальянского народа. Кроме того, Милан — самый промышленный город Италии. Правда, Степана и Тинелли промышленность не интересовала. Но зато они не пропустили ни одного более или менее значительного музея.

Степан старался впитать в себя все виденное, осмыслить и сохранить в памяти. Вечером, лежа в постели, он напрягал мозг, чтобы воспроизвести в памяти то, что видел. Но это ему почти никогда не удавалось. На память приходили лишь те картины, которые он раньше знал по репродукциям и фотоснимкам. Остальное проплывало перед мысленным взором сплошным красочным потоком. Чтобы осмыслить виденное, иначе выражаясь, переварить его, необходимо время, а Степан с каждым днем видел новое, времени для осмысливания у него не было.

Как-то вечером, когда они собирались разойтись по своим комнатам, он сказал Тинелли:

— Давай завтра никуда не пойдем. Мне надо хоть немного собраться с мыслями, а то у меня в голове, как в кишках у борова, который целый день рылся в чужом огороде.

Тинелли засмеялся.

— Ну что ж, давай немного проветрим твою голову.

Каково же было удивление Степана, когда утром Тинелли явился к нему побритый и чистенький, распространяющий вокруг себя целые облака одеколонных запахов.

— Ты еще не готов? — удивился он, застав Степана в постели.

— Мы же решили сегодня никуда не ходить.

— Но это еще не значит до обеда валяться в кровати.

Степан быстро собрался, умылся, расчесал перед большим овальным зеркалом длинные светлые волосы и, повернувшись к Тинелли, сказал:

— Ладно, пойдем немного пошляемся, только не в музей.

— Нет. Сейчас мы пойдем к дьяволам. Тебе надо проветриться, а дьяволы — лучший вентилятор.

— Что еще за дьяволы? — с удивлением спросил Степан. — Неужели в Милане есть дьяволы?

— В Милане есть все!..

Степан не отстал от Тинелли, пока не добился полной ясности насчет дьяволов. По дороге в кафе Тинелли рассказал ему восточную легенду про одного царя, державшего сына взаперти, чтобы тот не сошелся с женщиной, так как мудрецы предсказали царю смерть от руки собственного внука. Однажды, сжалившись над сыном, царь все же решил показать ему мир и вывел его за пределы тюремной стены. Юноша, увидев в дворцовом саду одну из наложниц отца, спросил, что это такое. «Это дьявол, — ответил царь,— к нему приближаться нельзя». А когда он спросил сына, что ему больше всего понравилось в мире, тот ответил: «Дьявол!..»

Позавтракав в кафе, они немного погуляли по виа Новара, затем вышли на виа Буанаротти и дошли до поворота Монте Роза.

— Куда мы идем? — спросил Степан.

— Проветриваться, — ответил Тинелли, не вдаваясь в подробности.

Но когда в узеньком переулке, где едва могли разминуться два человека, они вошли в низенький подъезд серого неказистого палаццо и поднялись в довольно просторный вестибюль, на стенах которого висело несколько больших фотографий с полуобнаженными женщинами, Степан с удивлением воскликнул:

— Ты же меня привел в бордель!

— А где еще найдешь хорошеньких дьяволят, как не здесь?

Степан только покачал головой.

— Ну и ну!..

— Ты не думай, что это нужно мне, — заговорил Тинелли, усаживаясь на мягкий диван с малиновой обивкой. — Стараюсь, мальчик, для тебя. Я ведь тоже когда-то был молодым и все понимаю...

К ним вышла полная женщина в темном, как у монахини, одеянии, с кротким выражением лица.

— Синьоры, вы слишком рано пожаловали, — сказала она. — Наше заведение открывается только вечером.

— В моем возрасте, синьора, в ваше заведение можно ходить только по утрам, вечером мне у вас делать нечего.

Слова Тинелли вызвали улыбку на ее сомкнутых губах.

Спустя полчаса их пригласили в комнату на верхнем этаже, где сидели две довольно смазливые девицы, одетые настолько фривольно, что Степана даже покоробило. Завидев Тинелли, они обе прыснули от смеха...