Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

У Тинелли, видимо, не было привычки вставать рано. Он еще спал, когда Степан вернулся с озера. Спали и другие обитатели палаццо, а их вместе со слугами было немало. Лишь эта паршивая девчонка почему-то вскочила раньше всех и подобно тени ходила за ним по пятам. От нечего делать Степан пошел бродить по залам. Картины, которые вчера он принял за старинные полотна, в большинстве своем оказались копиями, подчас плохо выполненными. «Кой черт он держит у себя эту дрянь!» — возмущался Степан. За завтраком он не вытерпел и сказал об этом хозяину. Почмокав измазанными жиром губами, Тинелли спокойно ответил, что эти полотна приобретал не он, а дядя, они ему достались по наследству. Не выбрасывать же их теперь.

После завтрака Тинелли в сопровождении многочисленной родни собрался в Милан по какому-то важному делу. Степана он не особо уговаривал ехать с ним, да тот и не поехал бы, он до сих пор не мог прийти в себя с дороги. Проводив Тинелли, Степан снял мокрые кальсоны и повесил сушиться на спинку стула против окна, а сам прилег на кровать. И снова ему показалось, что за ним кто-то наблюдает. Услышав в лоджии шорох, Степан насторожился. «Наверно, опять эта кукла. Погоди, милая, я отучу тебя подглядывать». Он вскочил с постели и взмахом руки раздвинул портьеру. За ней действительно была девушка. От неожиданности она слегка присела и вскрикнула, но быстро оправилась, заулыбалась и легко дала увести себя в комнату. Степан внимательно вгляделся в ее улыбающееся лицо. В нем было что-то затаенное и дикое и в то же время оно жадно раскрывалось навстречу его взгляду. Повернув ей голову, он над самым ухом громко прокричал: «Эй ты, чертова кукла!» — никакой реакции. Ее губы все так же улыбались, а глаза светились темной пустотой. И Степан наконец понял, что перед ним глухонемое существо, которое по глупому любопытству готово на все. Он взял девушку за плечи, подвел к двери и вытолкнул, осторожно поддав коленкой под зад.

Тинелли задержался в Милане на два дня. Степан за это время успел как следует отоспаться и отдохнуть. Кормили его хорошо, но он теперь уже не набрасывался на еду с такой жадностью, как в день приезда. При обращении к домашним Тинелли он всегда путал хозяев и хозяек со слугами, чем одних страшно сердил, других веселил.

Приехав из Милана, Тинелли в тот же вечер пригласил Степана к себе. Стены роскошного кабинета кругом были обвешаны фотографиями царствующих особ Европы с женами, детьми, любовницами. Фотография была фамильным ремеслом семьи Тинелли, ею занимались и его отец, и дядя, оставивший богатое наследство. И не просто занимались, как обычные ремесленники, а обслуживали верхушку — царствующие дворы, как Даниэль Тинелли, который несколько лет вращался при русском дворе в Петербурге.

Тинелли очень обрадовался приезду Степана, и ему не терпелось скорее пуститься с ним в поездку по городам Италии, о чем он и хотел сейчас с ним договориться.

Первую поездку из Лавено они совершили по озеру Маджоре, проплыв на небольшом пароходике вдоль побережья до швейцарского города Локарно. Здесь обитало много русских эмигрантов и просто туристов, приехавших развеять скуку. Некоторых из них Тинелли знал по Петербургу и представил им Степана как художника, приехавшего из России для знакомства с итальянским искусством. Ни имя, ни тем более внешность Степана ни о чем не говорили. К тому же он все время отмалчивался, видя, что соотечественники знакомились с ним просто ради приличия. А некоторые только удивлялись, с какой стати Тинелли таскает повсюду за собой неряшливо одетого и невзрачного молодого человека.

По возвращении в Лавено Тинелли и сам понял, что потрепанную одежду друга следует заменить чем-то более европейским. В тот же день он повел его к портному и заказал легкую костюмную пару из тонкого светлого трико. Вместо тяжелых штиблет дал Степану свои, легкие, из желтой кожи с медными застежками вместо шнурков. Степан поворчал немного, но все же переобулся.

Примерно через неделю по возвращении из Локарно Тинелли предложил Степану переехать в миланский палаццо, чтобы ему удобнее было знакомиться с городом и его музеями. Многочисленная родня Тинелли тоже вознамерилась было перебраться туда же, но он велел всем оставаться в Лавено, чем очень настроил своих родных против Степана. Кто он такой, этот приезжий бродяга из России? Почему дядя так радостно встретил его и теперь ни на минуту не отпускает от себя? Разве бы он стал так опекать чужого? Этот бродяга не иначе как его сын, прижитый от русской женщины, — решили они в один голос...