Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

И снова Степан оказался на улице без средств и без друзей. Училище он окончил, от Бродского ушел, с мастерской и работой у него ничего не получилось. «Что же делать дальше?» — мучительно думал он, ступая по обшарканным плитам широкого тротуара. Уехать к себе в Алатырь, значило бы отступить от задуманного. Кому там нужны его скульптуры? Там нужны иконы...

— В Италию! К Тинелли! — воскликнул Степан мысленно и ему как-то сразу сделалось легко и уверенно, словно он, карабкаясь на высокую крутизну, ухватился за конец спасительной веревки...

В Милан Степан прибыл в последний день мая. Из Москвы он уехал с такой поспешностью, что даже не успел предупредить телеграммой Даниэля Тинелли о своем выезде. Следовательно, тот не знал, что его московский друг Стефан едет к нему.

Выйдя из вагона, Степан сразу оказался в пестрой иноязычной толпе. С безоблачного неба нещадно палило ломбардское солнце, и не успел он дойти до конца широкого перрона, выложенного гладкими плитами, отполированными тысячами ног туристов со всего света, как весь взмок. Одежда на нем была явно не южная — темная костюмная пара, порыжевшее от времени пальто и тяжелые московские штиблеты на толстой подошве. Густые светлые волосы покрывала черная широкополая шляпа с острой тульей. В руке он держал узел, в котором лежали гипсовый бюст Александры, полотенце и несколько деревянных стэков различной величины. Это было все его имущество. Он не любил пускаться в дорогу со множеством вещей, да у него их и не было. Свои ученические скульптурные работы Степан оставил в училище, часть отлитых и изготовленных в разное время фигур, не имеющих, по его мнению, особого значения, попросту бросил во дворе на Большой Якиманке. Он каялся сейчас, что прихватил с собой и этот бюст — лишняя ноша. Надо было оставить его у кого-нибудь в Москве — у Бродского или у Ядвиги.

С Ядвигой он помирился, и они расстались друзьями. Перед самым отъездом он встретился с ней в училище. Она собиралась ехать на лето куда-нибудь на Волгу. Степан чувствовал, что достаточно ему сказать только слово, и у них с Ядвигой все пойдет по-прежнему. Но он уже был одержим Италией и не хотел ничего другого — ни оставаться в Москве, ни ехать на Волгу.

Степан не знал итальянского языка и довольно долго слонялся по вокзалу, безуспешно обращаясь то к одному, то к другому, показывая почтовый адрес Тинелли, переписанный с его письма на листок бумаги. Многие просто не понимали, чего он от них хочет, а кто догадывался и делал попытку хоть что-то объяснить, Степан все равно ничего не понимал. Наконец один расторопный итальянец догадался посадить его в трамвай, идущий на виа Новара, улицу, указанную в почтовом адресе. Ну а там уже ему помогли отыскать палаццо Тинелли, находящийся в примыкающем к этой шумной улице узеньком, точно коридор, проулочке.

Палаццо представлял собой небольшое трехэтажное здание с плоской крышей и лоджиями с южной стороны. Степану открыл дверь пожилой мужчина в сером мешковатом костюме, чисто выбритый, видимо, слуга. Он пригласил его в прохладный и темноватый вестибюль, предложил сесть и тут же стал что-то стрекотать по-своему, да так быстро, словно сорока на заборе. Довольный тем, что все же нашел дом своего друга, Степан достал из кармана трубку, табак и преспокойно закурил. А слуга все говорил и говорил.

— Давай, давай, наяривай! Ты здорово стрекочешь, мне за тобой в жизнь не угнаться, — сказал Степан, улыбаясь.

Однако вскоре он заметил, что тон речи говорившего значительно изменился. Слугу, видимо, стало раздражать поведение гостя, который никак не реагировал на его слова. А когда он стал сильно размахивать руками и почти кричать, Степан понял, что радоваться пока, пожалуй, рановато. Вероятно, что-то случилось с Тинелли. Или он куда-нибудь уехал, или умер.

Степан вскочил со стула.

— Где Тинелли?! Что с ним?!

В конце концов слуге все же удалось объяснить Степану, что хозяина нет дома и что он вообще отсутствует в городе. Увидев, что гость сильно расстроился, слуга хлопнул его по плечу и добродушно засмеялся. Оказывается, есть выход: в Лавено, где в настоящее время находится хозяин, едет человек, который может прихватить его с собой, если он того пожелает. Степан это понял лишь тогда, когда в вестибюле появился еще один слуга и, без конца повторяя слово Лавено, стал приглашать его с собой. К тому же Степан вспомнил из писем Тинелли, что у него имеется еще один палаццо где-то на берегу озера Маджоре.