При этих словах Степан, улыбаясь и подмигивая, посмотрел на Оду.
— Ко мне, Степан Дмитриевич, это не относится, — заметила та.
— Хорошо, что за вас взялась Елена.
— А она сама?
— Ничего, и до нее дойдет очередь, я ее приберегу для Евы...
В начале зимы мастерскую Степана посетили два корреспондента из «Русской иллюстрации» и вскоре в этом периодическом издании было помещено несколько фотографий его скульптур, а на одной заснят и он сам за работой.
Как и предполагал Степан, с наступлением морозов в мастерской стало настолько холодно, что к утру вода в ведре покрывалась тонким слоем льда. Иногда, заработавшись допоздна, девушки оставались ночевать здесь. Тогда Степан уступал им свой топчан, а сам ложился на двух сдвинутых вместе скамейках. В одну из особенно холодных ночей они не выдержали до утра и ушли домой посреди ночи. Назавтра они застали скульптора за новым занятием — он мастерил железную печку.
— Больше не убежите от меня, будет жарко.
Печь поставили посреди мастерской, от нее потянулась к одному из окон длинная кишка составных труб с кривыми коленами, подвешенная в нескольких местах на проволоке к потолку. Дровами их снабжал тайно от хозяев монастырский сторож. Он же прикатил в мастерскую приглянувшийся Степану чурбак.
— Не знаю, для чего вам этот пень, нешто камни собираетесь колоть на нем? — сказал ой при этом.
Вечерами, когда Степан оставался один, сторож частенько заходил к нему погреться и покурить, а заодно и побеседовать с умным человеком, как он называл скульптора в разговоре с другими. Впервые увидев «Монголку» и «Обнаженную», многозначительно заметил:
— Для чего тут выставил голых баб, срам ведь?
— Какой же срам? — возразил Степан.
— Смущают очень, окаянные. На них и одетых-то глядеть грех один.
Вскоре Степан получил заказ на портрет известной в то время балерины Федоровой, которую обычно называли Федорова 2-я. Опять же о нем позаботился его бывший учитель Волнухин, направив заказчиков в мастерскую Эрьзи.
Портрет Федоровой он выполнил в мраморе. Перед этим скульптор несколько раз побывал у артистки дома, вылепив сначала оригинал из пластилина. Позднее он принялся за «Автопортрет», тоже в мраморе. К этому времени у него появился еще один ученик по фамилии Шемякин. Правда, он где-то служил и мастерскую посещал лишь в конце дня.
Учеников своих скульптор пока что заставлял работать только в глине, задавая им несложные композиции. Самой способной оказалась Елена, что заставило его отнестись к ней более внимательно. Она, конечно, почувствовала это и тоже не осталась в долгу. Как-то незаметно, само собой в ее заботливые руки перешло все его нехитрое хозяйство. Она покупала чай, сахар, о чем он всегда забывал, а потом нервничал, приносила из булочной свежий хлеб, уводила его в трактир обедать. Елене пришлось приложить немало усилий, чтобы как-то упорядочить его жизнь. Иногда она даже поднимала на него голос, если он в чем-либо упорствовал.
— Ты чего мне мешаешь работать? Командуешь, словно сварливая жена, — ворчал он тогда.
— Я не командую, а всего лишь хочу, чтобы вы ели и спали вовремя.
Она была права, и Степан уступал. Он уже давно перешел с ней на ты, как и с остальными своими учениками. Он вообще не любил обращения на вы, может быть, потому, что оно отсутствовало в его родном эрзянском языке. Елена как-то сделала ему по этому поводу замечание, но Степан резко оборвал ее.
— Древние греки, черт возьми, к богам и то обращались на ты, а ты меня хочешь заставить с простыми смертными разговаривать во множественном числе!
Вскоре она с этим свыклась, и ей даже стало приятно, что он обращается к ней, как к равной.
В один из дней, уже после Нового года, в мастерской неожиданно появилась Катя Пожилина: вошла смущенная, растерянно огляделась и, заметив у рабочего стола скульптора, негромко поздоровалась.
— Катюша! — обрадовался Степан. — Давай проходи сюда, чего остановилась в дверях?
Катя несмело подошла поближе. Ее страшно смущали Елена и Ода, которые бесцеремонно рассматривали незнакомую гостью.
— Ну, как живешь? Скульптурой занимаешься? — спросил Степан.
— Нет, не занимаюсь. Я поступила на курсы медсестер, буду работать в госпитале.
— А вот это совсем ни к чему, — сказал Степан рассерженно. — Твое дело заниматься скульптурой.
— Война, — тихо отозвалась Катя.
— Ну и черт с ней, с войной! Пускай их воюют, кому делать нечего...
Катя побыла совсем немного и ушла, пообещав как-нибудь зайти еще, но слова своего не сдержала. А может быть, после окончания курсов ее отправили в какой-нибудь прифронтовой госпиталь, и она надолго уехала из Москвы.
Читать дальше