Борис Костюковский - И нет счастливее судьбы - Повесть о Я. М. Свердлове

«Волжанин. Может, нижегородец... Ишь, как окает».

— Спасибо. Устал.

— Известно дело. Про Советскую власть решается — быть ей или не быть.

«Ишь, Гамлет, — быть или не быть. А ведь он прав, ничего не скажешь».

— Яков Михайлович, что вы, что вы...

Это Аванесов.

— Ничего, ничего, Варлам Александрович. Всё в порядке.

И — к матросу:

— Вы сказали, товарищ: быть или не быть? Быть! Обязательно быть!

И далось же ему это слово. Никак не мог от него избавиться, и когда открывал заседание ВЦИК, и когда предложил дать докладчику от Совета Народных Комиссаров товарищу Ленину 15 минут, ораторам от фракций — по 10.

В связи с тем что времени всё меньше и меньше...

В связи с чрезвычайными обстоятельствами...

«Быть!»

И вот говорит Ленин — как всё просто и убедительно, как всё ясно и неизбежно. Неужели с этим можно не согласиться?

Дзержинский... Он сидит, скрестив руки на груди, — на лице уже нет утренней мрачности.

Свердлову передают записку. Это от Аванесова: большевиков— 126. Молодец, Варлам...

А Ленин продолжает:

— После 25 октября мы стали оборонцами, мы за защиту Отечества...

Твёрдая, исполненная логики и достоинства речь Владимира Ильича несколько успокоила Свердлова.

На трибуну один за другим поднимались руководители фракций. Юлий Мартов призывает умереть, как умерла Парижская коммуна. Трясёт своей красивой шевелюрой анархист Ге, грозит проклятьем народа правый эсер Лихач. Свердлов ожидал выступления представителя левых эсеров — ведь когда речь шла о первом ультиматуме немцев, левые эсеры голосовали за Ленина.

И вот от них — Камков. Он подавлен и печален. Глухо говорит о том, что ВЦИК не вправе поступаться революционной честью и достоинством и что гнев и возмущение, вызванные условиями немцев, падут на головы тех, кто подпишет такой гибельный для страны договор.

Но что бы они ни говорили, было ясно: никто — ни меньшевики, ни левые эсеры не взяли бы на себя сейчас ответственности за судьбу России.

Уже на рассвете Свердлов объявил итоги голосования: за мир — 116 человек, против — 85. 26 членов ВЦИК воздержались.

Это победа. Осталась жить Советская власть! Выстояла против революционной фразы в эту долгую, нескончаемо долгую ночь с 23 на 24 февраля.

Нет, борьба ещё не закончилась, она ещё будет продолжаться на седьмом съезде партии, явно и скрытно, но в эту ночь Ленин получил право подписать постановление Совета Народных Комиссаров о принятии германских условий мира.

«Согласно решению, принятому Центральным Исполнительным Комитетом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 24 февраля в 4½ часа ночи, Совет Народных Комиссаров постановил условия мира, предложенные германским правительством, принять и выслать делегацию в Брест-Литовск.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин) »

«Вчера со специальным поездом прибыли из Петрограда в Москву члены Совета Народных Комиссаров, в том числе Вл. Ульянов (Ленин)...»

Яков Михайлович приехал в Москву днём раньше и обосновался в гостинице «Националь». В ожидании Владимира Ильича распорядился приготовить для него помер с табличкой 107 — рядом со своим...

Несколько раз бывал Яков Михайлович в Москве. В 1905 году на митинге в саду «Аквариум» товарищ Андрей произнёс речь и передал привет москвичам от рабочих Екатеринбурга. Помнит он и другую Москву, тихую, словно втянувшую в плечи голову, — Москву 1909 года. Жандармские ищейки рыскали по городу в поисках большевистских лидеров — и как же был счастлив офицер отдельного корпуса жандармов доложить начальству, что под именем И. И. Смирнова на заседании Московского комитета партии большевиков арестован Яков Свердлов и заключён под стражу в Арбатском полицейском доме...

Яков Михайлович помнил Москву 1910 года — после побега из Нарыма. Приехал он сюда вместе с Клавдией. Не так уж часто им доводилось быть вместе, чтобы забыть эти счастливые дни. Да и не умел Яков забывать. И хотя царская охранка тогда в поисках Свердлова сбилась с ног, хотя Клавдия в течение дня ходила по всем известным ей адресам, но связи найти не могла, они были счастливы: вместе ходили по Москве, побывали в Третьяковке, в театрах, смотрели в Художественном «На дне» Горького...

Вопрос о переводе столицы в Москву был решён сравнительно недавно. Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, генерал, брат управляющего делами Совнаркома Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, представил Ленину рапорт с обоснованием необходимости перенести столицу к центру России, подальше от фронтовых линий, от моря. На этом рапорте Владимир Ильич и написал о своём согласии, а на закрытом заседании Совета Народных Комиссаров изложил свою точку зрения по этому поводу, и члены правительства единодушно согласились с ним. Там же, в Питере, предварительно договорились, что Совнарком и ВЦИК разместятся в Кремле.