Борис Шелепов - Их было трое

— Я хотел быть строителем, воздвигать новые дома. Окончил рабфак. Но потом думаю: послужу в славной нашей коннице, а как разобьем фашистов, вернусь к любимому делу. Народ чуял и партия предупреждала — не миновать войны.

Уже немолодой бритоголовый капитан Устинов взял со стола прозрачные листки — рекомендации. В скупых, но значительных словах заключена вера, что будет Ахсаров достойным памяти отца, Бимболата.

В легком дрожании воздуха от всплесков сильных ладоней, в дружном взлете сотен рук и приветливых взглядах Энвер прочел напутствие боевых товарищей: «Не подведи, брат, ты теперь — коммунист».

Август 1941 года. Ночь в смоленском лесу глубока и таинственна. Ютится у большака Велиж — Духовщина маленькое село Гуки. Хлопают открытые ставни, зияют пустые глазницы окон, скрипит неподвязанный журавль колодца.

Только в западной его части есть признаки жизни, но не нашей — чужой. Маячат в полумраке силуэты в касках, иногда слышен треск мотоциклов.

Здесь размещается командный пункт 78-й пехотной дивизии и отряд СС.

Полковник Готцендорф, высокий, сгорбленный, седоусый, ходит из угла в угол. С некоторых пор он говорит со своим адъютантом Зольцем только по-русски. Необходимо для постоянной практики. Столица России совсем рядом. Еще удар… Весьма возможно, что фюрер назначит его, старого прусского офицера, комендантом какого-нибудь крупного района Москвы.

— Не нравится мне осень, — мрачно говорит полковник, следуя своим мыслям. — Откуда взялись казаки с лошадьми? Танк не лезет — они лезут как зукин син…

— Герр оберст, лошадей мы будем обуздать и — на мыло.

— Идите, Курт, позаботьтесь лучше о легком ужине. Скоро полночь.

Стало тихо. В передней комнате потрескивала рация, копошились связисты и денщики.

Старый полковник присел у приемника, поймал Берлин. Диктор торжественно вещал: «Группа германских армий «Центр» генерал-фельдмаршала Теодора фон Бока победоносно движется на Москву. Смоленск взят в клещи. Девятая армия Штрауса подошла к притоку Западной Двины — реке Меже…»

— Знаем, — ворчливо заметил оберст и перевел настройку.

Услышав осиный звук телефонного зуммера, неохотно поднял трубку.

— Герр региментес? Слушаю. Что?!. Кто прорвался? Куда прорвался?.. Почему бросили трубку?!.

Нащупал сигнализацию. И как будто от нажатия кнопки в селе послышалась нервозная стрельба. Трясущейся рукой снял с ковра «вальтер».

— Зольц! Где вы, Зольц!..

В дверь заглянул перепуганный денщик и тут же исчез. Совсем близко взорвалась граната. Оберст опустился на стул. Маленькая электрическая лампочка раскачивалась в воздухе. На белой стене металась тень старого офицера в виде какой-то фантастической птицы с большим загнутым клювом и щетиной на голове. Очнулся. Шагнул к вешалке, поспешно накинул плащ с капюшоном и вышел в маленькую дверцу, к сараям. Совсем забыл, что тут большая канава, где недавно солдаты нашли спрятанное колхозниками зерно. Оберст рухнул вниз и потерял сознание.

Комнату заполнили люди в зеленых плащ-накидках. Потом появился Зольц — без фуражки, с пустой кобурой. Под глазом красовался массивный синяк. Зольц ткнул пальцем на табуретку.

— Герр казакен! Это есть кресло оберста Готцендорф!

— Где он сам? — эскадронный Ахсаров вскинул «ТТ».

Немец пожал сухими тонкими плечами. Только что он сидел на табуретке.

Энвер произнес какую-то гневную фразу по-осетински и обратился к казакам:

— Ключ от сейфа… Документы… Письма… Кроме оружия, трофеев не брать.

— Веди его, Энвер, вместе со всеми гренадерами, — предложил политрук Потехин, — а мы тут прихватим, что надо.

— Хорошо. Не забудьте взять у радистов таблицу позывных.

— Все возьмем!

— Герр казакен офицер. Позвольте мне забирайт фотографий, — забормотал Зольц.

— Какую там еще фотографию! — крикнул кто-то. — Веди этого фрукта, Мищенко!..

— Портрет моей дочери, моей крошки Марты…

— Портрет дочери, говоришь? Бери, пойдем со мной. — Ахсаров вышел на крыльцо. Он ткнул черенком плетки в сторону двух виселиц. На одной из них — казненный колхозник.

— Смотри, гадюка… Он тоже был фатер и у него есть тохтер — дочь… теперь смотри в глаза своей крошки Марты, если имеешь право смотреть ей в глаза… — Последние слова Энвер выкрикнул зло, хлестко.

— Товарищ комэск, давайте сделаем его тоже бывшим дер фатером, — сказал кто-то приглушенно и гневно.

— Не подражай зверью, казак, — оборвал Ахсаров. — Мы — люди и останемся ими…